В бездне времен. Игра на опережение - Алексей Рюриков

* * *

Бесцветные прозрачные кристаллы легко растворились в воде, врач добавил в шприц раствор хлористоводородной кислоты. Игла легко вошла в вену привязанного к кровати человека. Спустя полчаса зрачки Бекаури расширились, руки и ноги покраснели.

– Еще полчаса, – флегматично сказал медик, – потом он начнет бредить. Вопросы задавайте резко и конкретно, он не поймет сложных фраз.

* * *

– Итак, что мы имеем? – начал Лепарк, когда они вернулись в кабинет. – Где остальные боевики, нам все равно неизвестно.

– Зато мы знаем, что их еще семь человек, – вздохнул комиссар. – И знаем их планы, это уже что-то.

– Смотрим, – кивнул Андре. – Их было десять, одного прогнали в Париже, Горев убит, оставалось восемь. По маршруту кортежа заложены бомбы, сделанные Бекаури, сигнал на их подрыв даст по рации Инженер, при нем два боевика охраны. Еще четверо должны затесаться в толпу встречающих, и если взрыв не удастся, открыть огонь из пистолетов. Каждый имеет при себе два ствола – «наган» и «вальтер» и ручную гранату. Со стрелками ясно, но я не понял про «радиомины». Подрыв по радио – это вообще возможно?

– Надо исходить из того, что возможно, – покачал головой Гумилев. – Бекаури талантливый изобретатель, в боевке столько лет не просто так провел. Его прошлые «сюрпризы» срабатывали, саквояж с бомбой вы сами недавно видели в действии.

– Почему ваши «талантливые люди» не хотят конструировать мирные утюги? – буркнул Лепарк. – Нужно вырвать из него, где заложены эти чертовы мины.

– Не выйдет. Он будет спать десяток часов, а без наркотиков молчит.

– Допрос и без того удался, – кивнул, соглашаясь, Бартелеб. – Вообще-то, даже под лекарством поют не все и бессвязно. Бекаури оказался очень восприимчив к скополамину, нам удалось понять довольно много. Я так понимаю, было четыре квартиры. Та, где не удалось взять Горева, фактически почтовый ящик, туда приходили взрывчатка и прочие детали, через нее шла связь группы, но на ней никто не жил. Собственно, Медведь ее сворачивал, когда за ним пришли. Отсюда следует, что все материалы террористы получили, сигнал на проведение операции тоже, и явка стала не нужна.

– То есть, – перебил его Лепарк, – вы полагаете, что мины готовы?

– Я полагаю, что они не просто готовы, а уже заложены и ждут своего часа, – уточнил комиссар. – Дальше, есть квартира, где жил Бекаури. Почему он жил один?

– Потому что техник, – не раздумывая, ответил Гумилев. – Его квартира – мастерская бомб, он работал с взрывчаткой, это опасно. Бывало, что самодельные бомбы взрывались при изготовлении. На такой случай техник селится один и адресов основной группы не знает, если произойдет взрыв – его возьмут, но рассказать он ничего не сможет.

– Это обычная практика ваших террористов?

– Да.

– Хорошо, принимаем. Дальше, готовые снаряды и передатчик, приводящий их в действие, Бекаури передал минерам. Те установили заряды в просчитанных местах по пути следования, дать сигнал на подрыв должен Инженер. Выходит, техник им больше не нужен. Но по его словам, Мельников завтра рано утром должен телефонировать нашему арестованному адрес, где находится радиопередатчик, который приведет в действие мины. Последний явится туда, на случай неполадок с рацией.

– Инженер не позвонит, – вздохнул Лепарк. – Упустили.

– Мы установили номер, с которого прошел звонок. Кафе на окраине, клиента хозяин не запомнил, их там проходит много. Тут мы ничего не выловим. Но передатчик у Инженера, взрыву ничто не мешает и без Бекаури. Вопрос в том, где рация, ведь сигнал должен пойти в момент, когда кортеж будет проезжать заминированный участок.

– Любой дом по маршруту следования, – покачал головой разведчик. – Проверить все квартиры нереально.

– Тем более с Мельниковым двое боевиков в качестве охраны и, возможно, сигнальщиков, – добавил Николай Степанович. – Допустим вариант, что сам Инженер видит только дозорного, который даст отмашку взрыву.

– Так. Остаются стрелки. Они на четвертой квартире, выйдут только к проезду кортежа. И их адреса мы тоже не знаем.

– Может, их собьет сообщение об изменении пути следования? – предположил офицер Второго бюро.

– Не думаю, – откликнулся жандарм. – Если они нацелились на акцию, изменение маршрута их не смутит. Вы не понимаете, они готовы жертвовать жизнью ради успеха, они ведь верят, что операция проводится ради революционной идеи. И они точно будут в толпе встречающих, если мы не возьмем их раньше!

– Фанатики, – в очередной раз повторил Лепарк. – Как их искать? Да еще эти радиомины…

– Радио, радио, – задумчиво пробормотал Гумилев. – Радиосигнал на подрыв должен звучать на частоте 715 килогерц. Без него мины не взорвутся, так?

– Наверное.

– Когда я был в Абиссинии, наши рации забивало помехами, там горы, – пояснил полковник. – И радист в таких случаях говорил: «сигнал не проходит».

– Создать искусственные помехи? – мгновенно понял француз. – Это может помешать взрыву? И это вообще возможно?

– Не знаю. У вас есть радисты?

– Есть. Да точно есть, тут же рядом авиабаза. – Лепарк вскочил, радуясь возможности предпринять хоть что-то, и выбежал из кабинета. Вернулся через несколько минут: – Радисты будут через три часа, из Тулона. Там база ВМФ, флот, пришлют лучших, патрон распорядился лично. Но что делать со стрелками?

– Это вопрос, – согласился Бартелеб. – Усилить охрану?

– Делается. Но, по словам нашего русского коллеги… – Лепарк взглянул на жандарма.

– Да, – кивнул тот. – Охрана может не спасти. Достаточно, если выстрелить сможет хотя бы один, а их четверо. И еще раз: они готовы на все и своей жизни не пожалеют, исходите из этого. В крайнем случае, кинутся с гранатой под автомобиль, и такое бывало

– От встречи Барту не откажется, – пробормотал Лепарк. – Увеличить скорость кортежа?

– Небольшое увеличение ничего не даст, – пожал плечами Бартелеб. – Встречающая праздничная толпа, много поворотов, брусчатка. А ехать быстро премьер не позволит, народ его не разглядит. Тут он, кстати, прав – если кортеж помчится мимо собравшихся на торжество, Барту потеряет голоса. Во всех газетах начнется вой про премьера, пренебрегшего простыми французами, люди ведь пришли, ждали. Такой шаг общество расценит как унижение, во Франции на это не пойдет ни один политик.

Совещание затянулось на час, вариантов так и не придумали. Полиция продолжала прочесывать город, в форте лихорадочно перебирали варианты усиления поисков.

* * *

Уже поздним вечером в кабинет, откуда уже второй день руководили розыском, позвонил комиссар марсельской полиции Дегре, попросил Лепарка подъехать к нему.

Дегре он застал курящим у входа в здание Сюрте. Выглядел комиссар не лучше оставшихся в форте, с теми же мятыми рукавами, небритой щетиной и усталыми глазами. Увидев офицера Второго бюро, он молча кивнул на дверь и пошел вперед. Вслед за ним Андре зашел в дверь невзрачного кабинета, в котором кроме запыленных стола и стула ничего не было. Дегре дождался, пока разведчик закроет за собой дверь, присел на край стола, не заботясь о пачкающихся пиджаке и брюках, и утверждающе произнес: