Спасти Феникса - Маргарет Оуэн

– Еще что-нибудь? Кто-нибудь еще горит желанием выразить свое недовольство? Может, новыми секретами поделиться?

– Мы с Тавином переспали, – предложила Фу. – Раз уж вы спрашиваете. Наверняка вы бы все равно узнали об этом так или иначе.

Па закашлялся, скрывая смех. Сумасброд оглянулся и грубым жестом выразил свое полное одобрение.

Драга долго смотрела на Фу, после чего пробормотала:

– Заберусь-ка я обратно на мамонта.

– Обошлось, – прошептал Па.

– Капрал Лакима, – крикнула Драга, уходя восвояси. – Пусть с этими людьми поработают целители, прежде чем мы вернемся в Триковой. Стервятников забираем с собой. Лишние заложники никому не помешают.

– Погодите. – Фу подалась вперед, заставив Драгу недовольно развернуться на каблуках. – Держите Виимо отдельно. Она обманула Клокшелома, сказав, что вы не придете. Другие Стервятники поймут.

– Зачем она это сделала? – в замешательстве спросила Драга. Фу только головой покачала. – Хорошо. Предоставим ей удобную темницу в единоличное распоряжение. А теперь давайте за мной, чтобы вас всех залатали.

Вороны замешкались, глядя то на Фу, то на Па, и она с удивлением поняла, что они ждут сигнала к выступлению.

Па посмотрел на нее, подняв брови.

– Ну?

Фу заколебалась.

– Я… я уронила зубы, – сказала она.

Па кивнул и похлопал ее по плечу.

– Догоняй, как найдешь.

Он свистнул сигнал к выступлению. Вороны тронулись прочь, засыпая Жасимира и Тавина вопросами.

Фу задержалась, оглядывая золу в поисках своей связки зубов. Кроме того, ей не хотелось добавлять в список проблем Тавина потерянный меч.

Когда она повернулась, железный колокольчик Тавина покачнулся на веревке. Фу не заметила, что по-прежнему сжимает его во вспотевшем кулаке.

Горячие, шелушащиеся пальцы сомкнулись на ее щиколотке.

Она вскрикнула и выдернула ногу, споткнувшись впопыхах. Почерневшая рука тянулась к ней, царапая пепел, привязанная к дымящейся груде горелой плоти.

Клокшелом каким-то образом был все еще жив.

Но ненадолго: кровь превратила золу вокруг него в густую красную пасту. Если ему повезет, он угаснет скорее от потери крови, чем от ожогов.

– Смилуйся, – открылся его рот.

Она вдохнула воздух, воняющий пеплом и жжеными волосами.

Милость.

Под конец они все в ней нуждаются. Они хотят охотиться на Ворон, хотят искромсать их на кусочки, а когда оказываются один на один с судом Завета, хотят, чтобы Вороны подарили им быстрый и ясный уход.

Рука Фу дрогнула. Меч вождя больше не придавал ей уверенности.

Это ведь была ее дорога, не правда ли? Она была вождем. Она была Вороной Милосердной. Возможно, Завет избавил Клокшелома от чумы, но послал вместо нее Фу снять урожай. Может быть, теперь она была судом Завета.

Она вспомнила грешника в Гербаньяре, его улыбку на лице, кровь на своих руках. Увидела Олеандров под деревом, требующих ее крови. Увидела Соколов в Чепароке, гонящихся за ней только потому, что она Ворона не на том рынке. Потому что Вороны должны были им подчиняться. Потому что Вороны всегда будут милосердными.

Она увидела огонь на мосту. Стрелу, торчащую из глаза. Обожателя, делящегося своими свитками с принцем. Тавина, перерубающего веревки моста. Железные колокольчики, повязанные на шеях ее родичей.

Увидела палец на столе. Целую тропинку из пальцев на пыльной дороге.

Увидела собственные руки, мокрые от крови.

Она была вождем. Она заботилась о своих. Вороны, грешники, бастарды, будущие короли. Каким-то образом все они стали ее родней.

– Будь ты проклята, Ворона, – умолял он. – Смилуйся.

Греггур Клокшелом страдал не из-за чумы. Он избрал свой собственный путь, точно так же, как Фу – свой.

Завет мог бы послать за ним чуму. Вместо этого он послал Ворону.

Фу уронила убойный колокольчик Тавина в пепел перед мутнеющим взором кожемага.

– Некоторые из нас, – сказала она, – милосерднее, чем другие.

Гвозди сандалий скрипнули по золе и костям, когда она отвернулась от Стервятника. Зубы и меч Тавина ждали на пепельной дороге впереди.

Она их подобрала и больше не оглядывалась.

– Думала, никогда больше тебя не увижу.

Драга сдержала слово, и Фу нашла Виимо в одиночной камере. Соколы на страже осмотрели Фу, но ничего не сказали. Видимо, теперь ее выдавала связка зубов на шее.

Она ускользнула, когда капрал Лакима расквартировывала Ворон в гостевых казармах. Ее родичи были целы и невредимы по большей части. Однако Фу предстояло кое-что уладить, прежде чем она будет готова встретиться с Па. Умом она точно понимала, чем закончится этот разговор. Нутром она чуяла, что не готова к этому, пока не готова. А ее сердце…

Сердцу надо было избавиться от призраков.

Кожемага, лежавшая в неудобной позе на тонкой подстилке из соломы, приподнялась на локте.

– Пришла толкать речи или поплакаться о своем мертвом дружке-изменнике?

– Твои застрелили Подлеца, – напомнила она Виимо, пытаясь говорить надменно. – Это два предательства в пользу Стервятников против одного со стороны Ворон, так что давай не забывать, кто тут изменник.

– Значит, все-таки речи толкать. – Виимо снова повалилась на подстилку и закрыла глаза. – Давай закругляйся поживее. Мне тут еще сон досматривать.

– Что тебе обещали?

Ответа не последовало.

Фу вцепилась в перекладины решетки с такой силой, что холод пробрал до костей.

– Почему ты предала Клокшелома?

Виимо открыла один глаз.

– А если я не скажу, то ты воспользуешься очередным журавлиным зубом?

– Возможно. А может быть, ты сама захочешь мне сказать.

Виимо открыла второй глаз.

– Застрявшая под горой, отрезанная от своих, а теперь еще и погубившая собственного вожака, – продолжала Фу, прислоняясь к решетке. – Бьюсь об заклад, ты хочешь поведать хоть кому-нибудь о том, почему, прежде чем тебя повесят за измену.

Виимо некоторое время молчала. Потом села и сложила руки, разглядывая следы доблести.

– Я находила малышей, – сказала она. Впервые в ее голосе прозвучала унылая нотка. – Я тогда была помоложе. Потерянных, украденных. Могла бы выследить их через пол-Сабора, если бы захотела. И возвращала их. Приноровилась, и королева услышала о том, что я умею делать, а дальше… Ну, королевам не принято отказывать. Но мне нравилось возвращать малышей. Нравилось, кем я была. Я не охотилась на детей и не мяла старушек.