Однажды в замке... - Элоиза Джеймс

Здесь для тебя вселенная открыта:

Постель – твой центр, круг стен – твоя орбита.

Эди разбудил звук несущейся воды. Она недоуменно огляделась и поняла, что не одна. Она лежала на боку, спиной к человеку, который обнимал ее за талию. И она инстинктивно поняла, что если пошевелится, разбудит его.

– Даже не думай об этом, – проворчал сонный голос Гауэйна: и точно, рука его скользнула к ее груди.

– Ммм… уверен, что это моя любимая часть твоего тела.

Эди рассмеялась.

Его рука передвинулась ниже.

– Конечно, мне и это нравится.

Теплой рукой он сжал местечко между ее ног.

– Это мой любимый способ просыпаться.

– Лорды и леди высшего общества не спят вместе, – напомнила Эди со смехом. – Это для крестьян, которым приходится согревать друг друга.

Рука Гауэйна вновь вернулась к ее груди.

– Мне предпочтительнее жар твоего тела. – И, словно прочитав ее мысли, добавил: – Вряд ли я когда-нибудь захочу спать без тебя, Эди. Те бесконечные часы, пока я ехал из Хайлендс, в дождь, когда свалился в канаву с другой лошади…

– Когда поднялся на башню в темноте и под дождем, – добавила Эди, поворачиваясь лицом к нему.

При одном воспоминании об этом ей становилось страшно.

– Я едва не потеряла тебя…

Она поцеловала самый большой синяк – тот, который расплылся по его плечу…

– А я думал, что потерял тебя, – прошептал Гауэйн, привлекая ее к себе. – Я был так перепуган, словно луна упала с неба или солнце погасло навсегда.

Эди просунула ногу между его ногами, наслаждаясь тем, как участилось его дыхание при ее малейшем прикосновении.

– Больше никаких подъемов на башню!

Гауэйн ухмыльнулся, и ее сердце забилось сильнее при виде его веселых глаз. Смеющийся Гауэйн – таким его почти никто не видел.

– Знаешь девиз клана Маколеев? «Dulche periculum» – Опасность сладка. Попробуй запереться в другой башне, Эди. Опасность сладка, но ты слаще.

Он подался вперед и поцеловал ее.

Наконец, Эди отстранилась и погладила его дрожащими пальцами.

– Я люблю тебя, – прошептала она и снова поцеловала его. – Придется привыкнуть спать в одиночестве, – сказала Эди позже, и при этом совсем не шутя. – Я не могу постоянно переезжать с тобой из поместья в поместье, Гауэйн.

– Значит, я больше не буду ездить из поместья в поместье, – пожал он плечами.

– Но я думала, ты постоянно перебираешься из одного поместья в другое.

– Я все продумал, пока был там. Есть несколько решений, которые могу принимать только я. Но мир полон умных людей. У меня есть Бардолф, чтобы ими управлять. У меня есть ты, чтобы управлять мной.

Эди медленно расплылась в улыбке.

– Ваша светлость, не хотите ли вы сказать, что намерены работать меньше? Что освободите больше места в своем графике для жены?

– Я хочу быть с тобой, – повторил он, нежно целуя кончик ее носа. – Хочу слушать, как ты играешь на виолончели. Хочу, чтобы ты играла для меня обнаженная.

– Ни за что! – рассмеялась она. – Я не смогу.

С этим Гауэйн не согласился, и кончилось тем, что Эди оказалась на спине, осыпая его безумными поцелуями.

Потом Гауэйн перевернулся так, что она уселась на него, поскольку настало время попробовать все то, о чем он мечтал.

Позже они подошли к окну. Гауэйн откинул волосы Эди в сторону и лизнул шею.

– Экстракт Эди. И пот, – пробормотал он.

Эдит поморщилась, но тут же вскрикнула:

– Гауэйн!

– М?

– Река! – ахнула она.

За ночь река вышла из берегов и теперь буйствовала на всей низменности. Мало того, со всех сторон окружала башню.

Но дождь прекратился, по крайней мере пока.

– Представь, – сказал Гауэйн, открывая окно шире. Солнце прорвалось сквозь облака, и вода внизу сверкала так, словно под поверхностью были спрятаны тысячи золотых соверенов. – Мы не сможем покинуть башню, по меньшей мере еще сутки.

– Мы в ловушке! – воскликнула Эди. Гауэйн прислонился к подоконнику, ощущая невыразимое счастье. – Слава богу, Бардолф оставил окорок, тарелку яблочных кнелей и пирог с цыпленком!

Но Гауэйна больше интересовало стоявшее перед ним видение. Кожа Эди была покрыта крошечными синячками, следами любовных укусов. Как дорожная карта. Но он не нуждался в картах, хотя не потрудился сказать ей об этом. Он учился распознавать дорогу по звуку и прикосновению, по затаенному дыханию, всхлипу в ее горле, давлению ее пальцев на его плечи и тому, как трепетало ее тело в его объятиях…

Эди снова высунулась в окно, завороженная буйством воды, плескавшейся у окон нижнего этажа башни.

– Не нужно, – потребовал он. – Подоконник слишком низкий, ты можешь выпасть.

– Кто бы говорил! – засмеялась она.

Гауэйн, не споря, обнял ее сзади за талию и оттащил от окна.

– Немедленно прекрати, – велела Эди, оглядываясь с надменным видом.

– Что именно?

– Постоянно стараешься настоять на своем!

Но он уже снова сжал ее груди.

– У меня идея, – объявил Гауэйн, убирая ее волосы с плеча, чтобы поцеловать его.

– Как стать человеком, который прислушивается к жене, всегда принимает ее советы и никогда не поступает по-своему?

Герцог Кинросс не собирался давать обещания, которых все равно не сдержит.

– Идея получше, – вкрадчиво прошептал он, прижимая к животу ее роскошные бедра.

– Гауэйн!

Поразительно, как женщина может казаться возмущенной, заинтригованной, возбужденной… и все одновременно.

Шесть лет спустя

Лондон, Чарлз-стрит, дом 17

Особняк герцога Кинросса

В свои одиннадцать мисс Сюзанна стала прекрасной скрипачкой. Мало того, она была чем-то вроде гения и знала это, хотя мать всегда шикала на отца, когда тот говорил об этом. Мать считала, что куда важнее быть хорошим человеком, чем гением.

Сама же Сюзанна считала, что вполне можно быть и тем и другим.

Ее наставник месье Ведрен кивнул ей со своего стула у фортепьяно, и она подняла смычок.

Она знала каждую ноту. И все сидящие в комнате были ей знакомы: ее дорогие родители и леди Арнот, которая тоже играла на виолончели, хотя жаловалась, что стало неудобно играть, потому что ребенок в животе сильно вырос.