Звени, монета, звени - Вячеслав Шторм

– Сильвест! Вероломный убийца! Человек, запятнавший священное звание Ард-Ри! Я, Диан Мак-Аррайд, сын Илбрека Лоннансклеха, вызываю тебя на поединок!

Услышав громогласный, звенящий неприкрытой яростью голос мальчишки, увидев его перед строем, размахивающего мечом и выкрикивающего, оскорбления, я еле слышно застонал, мысленно обхватив голову руками. Этого мы не предусмотрели. Не добежать, не заткнуть рот, не оттащить назад. Поздно. И потом, поединки вождей перед началом основного сражения – это традиция, и даже больше. Это еще одно подтверждение того, на чьей стороне Четыре. Считалось, что Они не допустят, чтобы правый потерпел поражение.

– Я с радостью отправлю тебя на свидание с отцом, щенок! – послышался насмешливый крик Луатлава, усиленный эхом. – Но не много ли тебе чести: пасть от руки верховного правителя Предела, потомка Сильвеста Первого? Я и так несказанно щедр, раз позволяю тебе в отличие от него умереть как мужчине, с оружием в руках.

От этого неприкрытого признания в смерти Илбрека северяне, да и многие мои бойцы, разразились гневными криками; воины Ард-Ри, мало что понимавшие, молчали. Но откуда Луатлав знает о случившемся? Неужели мы с Фрэнком ошиблись, и Трейноксис убил Черного Орла Гор намеренно, по уговору с Ард-Ри?

– Трус! Баба! – неистовствовал Диан с пеной у рта. – Выходи вперед, сын крысы, или брось оружие, переоденься в женское платье и отправляйся прясть и нянчить детей!

Воины поддержали слова своего вождя хохотом, свистом и ударами рукоятями мечей по щитам. Но Ард-Ри был совершенно невозмутим, а когда он вновь заговорил, в его голосе сквозило презрение:

– Ты закончил? Тогда помолчи, сопляк с гнилым языком, не отравляй воздух! Я хочу говорить с вашим истинным вождем! Ты выслушаешь меня, Трен Броэнах?

– Говори, Сильвест!

– Я с радостью обнажу меч, но лишь против достойного мужа. Предлагаю тебе три одновременных поединка. В первом встретимся мы с тобой. Против этого молодого петушка я выставлю своего приемного сына, Бранна. У него уже есть одна голова отпрыска Илбрека, пусть попытается добыть другую!

На этот раз смеялись и улюлюкали уже воины Ард-Ри.

– А третий?

– Нетрудно сказать! Говорят, на вашей стороне сражается какой-то самозванец, богохульственно присвоивший себе имя великого Алого Меча, Посланца Четырех. Если это так, пусть он встретится с моим бойцом, и тогда мы посмотрим, кому действительно улыбаются Всеблагие!

– А кто сказал, что твой боец достоин меня? – неожиданно подал голос Фрэнк, выходя вперед.

– А, так вот каков этот самозванец! Ну что ж, я отвечу тебе. Моего бойца зовут Делонг. Многие также знают его по прозвищу Невозмутимый. Ответь же, достоин ли он тебя?

– Да!

Обе армии встретили решение Фрэнка с одинаковым воодушевлением. И лишь я, от которого все ждали окончательного решения, медлил, лихорадочно пытаясь понять, что же происходит. Кто этот таинственный воин Ард-Ри, которого Фрэнк не только знает, но и счел равным себе. Делонг Невозмутимый…

Лишь когда рядом с Ард-Ри встал высокий воин в диковинных доспехах, будто с ног до головы облитый кровью, я наконец вспомнил, где слышал это имя.

– Ну так что ты скажешь, Трен Мак-Нейл? – вновь выкрикнул Сильвест.

– Я никогда не увиливал от боя и с радостью посмотрю на то, как славный Алый Меч прикончит твоего хваленого Делонга! – закричал я, стараясь протянуть время. – Что же касается твоих слов, то Всеблагие не могут улыбаться тому, кто попирает святыни и нарушает священные клятвы!

Как я и ожидал, воины обеих армий встретили последнюю фразу крайне настороженно. Шутка ли сказать: я открыто бросил Ард-Ри обвинение в нарушении клятвы, данной при свидетельстве Четырех.

– И в чем же ты видишь нарушение клятвы?

– Нетрудно сказать! Ты только что бросил мне вызов, хотя клялся в присутствии всех славных мужей Предела и Мудрого, что никогда не обнажишь против меня оружия. Илбрека Мак-Аррайда ты убил чужими руками, но сейчас я говорю тебе, Коранн Мак-Сильвест: берегись гнева Четырех!

Что тут началось! Я думал, что мои уши не выдержат обрушившегося на них шквала грохота, свиста, криков восторга и ярости. Как я с радостью успел заметить, Ард-Ри обернулся к своим воинам и что-то гневно им объясняет, потрясая кулаками. Наконец шум стих.

– Не тебе напоминать мне о том дне, называть клятвопреступником и грозить карой Четырех, Броэнах! – подбоченившись, заявил Сильвест, вызвав одобрительные возгласы своих людей. – Но ты прав: негоже в день моего триумфа делать послабления даже для тебя… Слушай решение Ард-Ри: против тебя встанет Бранн Мак-Сильвест, я же скрещу мечи с сыном Илбрека. Ты согласен?

– Да.

– Быть посему. И запомни, Трен Мак-Нейл: каким бы ни был исход этих поединков, ты не вернешься в Темру. Твоя девка будет вдовой, так и не став женой!…

Могли Коранн Мак-Сильвест знать о Майре? Допустим, мог. Ничто не мешало Трейноксису в разговоре с Ард-Ри поиронизировать насчет того, что правитель и потомок правителей взял к себе на ложе простолюдинку. Мог ли он также рассказать о том, что я пошел дальше плотских утех и решил связать себя узами брака? Нетрудно сказать, мог. Но вот чего не мог знать Ард-Ри, так это то, что вчера, перед самым выступлением, Майра сама попросила меня отложить свадебную церемонию до нашего возвращения. Она не хотела, чтобы люди считали ее ловкачкой, выскочившей замуж за бездетного правителя накануне боя, из которого он имеет все шансы не вернуться.

Об этом знали лишь три человека.

Я. Она. И Мудрый, который должен был провести церемонию.

Я мог ошибаться. Слова Ард-Ри могли быть простой догадкой, угодившей точно в цель. И всё же, когда Фрэнк, Диан и я шли к центру Маг Лар, навстречу трем воителям, движущимся нам навстречу, я был почти уверен в том, что за противника Четыре предрекли сыну Илбрека Мак-Аррайда.

«Шесть острых мечей соприкоснулись почти одновременно. Три пары могучих мужей начали смертельный танец. И застонала под их ногами земля, и задрожали от яростных криков небеса, и жаркие искры дождем брызнули из-под острых лезвий, опалив степную траву». Так обычно начиналась песня любого барда, описывающего то, что произошло тем ранним утром в центре Маг Лар. И всякий раз, слушая очередную версию своих героических деяний, я не находил, что возразить. Как донести до сладкоголосого певца, что песня его правдива в деталях, но лжива по сути? Ведь всё это было: и земля, и небеса, и искры… А еще я не прерывал бардов и потому, что сам так и не смог ни разу воспроизвести в памяти тот бой целиком. Лишь обрывочные фрагменты до сих пор стоят у меня перед глазами, фрагменты, выхваченные моим сознанием единым куском, без конца и начала. И я могу до бесконечности перебирать эти куски, как гончар, сгоряча разбивший о стену глиняный кувшин и наутро тщетно пытающийся по черепкам восстановить его форму.

…Диан, обманув Ард-Ри ложным выпадом, наотмашь хлещет его поперек груди. И хотя удар заведомо смертелен, Сильвест даже не морщится. Ошеломленный сын Илбрека сбивается с шага, теряет скорость, и клинок врага, с ошеломляющей силой летящий снизу вверх, отбрасывает его, как бык отбрасывает волка, поддев его рогом. И как волк с пробитой грудью, Диан тяжело оседает на землю, заливая ее кровью, еще не веря в то, что он проиграл, еще пытаясь подняться и продолжить бой. И валится навзничь, пытаясь поймать стекленеющими глазами солнце, встающее…