Наследник - Гэри Дженнингс

Матео усмехнулся.

— В таком деле главное — побыстрее двигаться. Когда я добрался до порта, из Севильи как раз отправлялся последний корабль казначейского флота. Он уже отплыл, но я нанял самую быструю портовую шлюпку и нагнал его. Правда, меня угораздило попасть на судно, имевшее какие-то неполадки с оснасткой, да и шедшее не в Веракрус, а на Эспаньолу. Так что до места назначения мне пришлось добираться уже оттуда, попутным судёнышком. Ну а когда я услышал о гладко выбритом мужчине со шрамом на щеке, отважно спасшем от пиратов красавицу, то сразу подумал: ну кто это ещё может быть, кроме моего старого compadre? Ну где, скажите на милость, вы найдёте другого такого дурака, который, вместо того чтобы присоединиться к пиратам, полезет с ними в драку?

— Матео, у меня неприятности.

— О, что-то такое я уже слышал, дон Карлос. Даже эта puta mulatta знает, что ты обокрал свою нареченную, стащив из дома отца всё приданое, а бедняжку бросил беременной.

— Я это сделал? Выходит, я вор.

— Хуже вора — это был трусливый и бесчестный поступок. Прикончи ты разгневанного отца на поединке, люди стали бы прятать тебя от королевских ищеек в своих домах. Но стащить приданое! При этом ты нанёс бедному старику несколько ран, треснув его по голове подсвечником. Подсвечником, а? Каково ему, спрашивается, будет впредь задирать перед знакомыми голову, по которой настучали канделябром? Кстати, канделябр был серебряный, и его ты тоже спёр. Да уж, дон Карлос, барахло ты первостатейное. По правде говоря, не окажись дядюшка спасённой Елены вице-королём, тебе бы уже пришлось греметь кандалами.

Я поведал Матео обо всех своих действиях с того момента, как оставил Севилью, закончив приглашением на обед к де Сото.

— Как видишь, кандалы, которые ты упомянул, да и петля тоже, по мне прямо-таки плачут. В субботу мне предстоит отобедать у Мигеля де Сото в компании старого друга моей семьи.

— Какой ещё семьи?

— Испанской.

— А здесь, в Мехико, кто-нибудь знает дона Карлоса?

— Один человек точно знает — старик, которому ведомы все мои грехи. Мне говорили, будто он чуть ли не слеп, но, надо думать, узнает меня и в темноте. Ну а вообще, я не удивлюсь, если тут на каждом углу будет торчать знакомый этого дона Карлоса или кто-то от него пострадавший, лишь бы меня разоблачить.

— Ах, Бастард, а ведь ты вляпался в эти неприятности только из-за того, что решил обходиться своим умом. Знай я, что ты собираешься вернуться ради мести, ни за что не отпустил бы тебя одного. Приглядел бы за тобой, глядишь, всё бы и обошлось. Ну и что ты теперь намерен делать? Прикончить старикашку? Или выколоть ему зенки, прямо перед обедом?

— Вообще-то я подумывал и о том и о другом. Но, боюсь, мне духу не хватит.

— Не говоря уж о том, что такое событие привлекло бы к тебе внимание и вызвало опасные подозрения.

— Да, и об этом я тоже думал. И об использовании порошка йойотль — если бы мне удалось его раздобыть.

Я напомнил Матео, как мы использовали «пыль грёз», чтобы вывести из строя служанку Изабеллы.

— Всё это слишком рискованно. И не способствует достижению цели. Послушай, надо, чтобы старик узнал в тебе дона Карлоса.

— А ты правда думаешь, что такое возможно? Конечно, он не видел дона Карлоса семь или восемь лет, но я-то точно знаю: мы с этим парнем ну ни чуточки не похожи. У дона Карлоса всё гораздо светлее: и кожа, и волосы, и глаза. Да старику стоит только меня понюхать, и он сразу скажет, что никакой я не сын его старого друга.

— Де Сото пытается найти способ оправдать сотрудничество с тобой, даже если это делается за спиной его compadres. Естественно, его интересует всё связанное с тобой, а тут он вдруг слышит истории, которые просто не могут не заинтриговать. Оказывается, ты вор и негодяй. Это замечательно согласуется с его планами, но дон Мигель, естественно, стремится разузнать о тебе побольше. Если ему не удастся получить достаточную информацию от старика, он предпримет дополнительное расследование, а это для тебя гораздо опаснее, чем встреча с преклонного возраста человеком, ничего не видящим без монокля.

— Для того чтобы изобличить обманщика, одного стёклышка в глазу вполне достаточно.

— Возможно. Но оно ведь может и разбиться. Между тем линзы для очков дороги и редки. Здесь, в Новой Испании, их не делают вовсе, а на то, чтобы получить заказ с очередным казначейским флотом, уйдёт целый год.

— Ну, не знаю. Возможно, лучшее, что я могу сделать, — это вообще выбросить Луиса и де Альву из головы. А вместо этого похитить Елену и укрыться с ней в каком-нибудь укромном местечке.

— Ага, и в каком качестве ты ей представишься? Метиса-разбойника, наводившего ужас на дорогах Новой Испании? Или назовёшься благородным идальго, который треснул старика по голове канделябром и украл приданое его дочери?

Когда я отправился во дворец вице-короля, Матео остался на постоялом дворе, велев мне сказать трактирщику, чтобы тот снова послал к нему шлюху. Как он объяснил, плотские утехи всегда идут ему на пользу.

Солдат у главных ворот проводил меня в приёмную и передал одному из вице-королевских помощников. Всё во дворце дышало роскошью и великолепием. Стены пестрели дорогими коврами и гобеленами, повсюду бросалось в глаза яркое золотое шитьё. Массивный камин ограждала кованая решётка, а на каминной полке стояли серебряные канделябры чуть ли не с меня ростом. Вдоль стен приёмной выстроились сработанные из полированного красного дерева стулья с высокими спинками, обитые чёрной кожей.

Многих впечатлило бы то, скольких песо стоила подобная роскошь, я же подумал, сколько жизней пришлось ради всего этого загубить.

Впрочем, вице-король не только жил по-королевски, но, по существу, и являлся почти неограниченным властителем страны, впятеро превосходившей Испанию по площади. Он имел право отменять даже постановления высшего суда, именовавшегося Аудиенсией, и указы архиепископа; жалобы же на него следовало подавать на имя самого короля, причём исключительно через Совет по делам Индий. Эта процедура, даже в самых важных и неотложных случаях, занимала год, рассмотрение же обычных дел могло затягиваться до бесконечности.

Я нервно переминался с ноги на ногу, ожидая вызова и гадая, будет ли с ним Елена. И как она меня встретит? Впрочем, вряд ли она может сомневаться во мне больше, чем я сам. Вся моя жизнь виделась мне сейчас домом, сложенным из кубиков лжи, под нагромождением которых найти правду было бы затруднительно и для меня самого.

Потом я почувствовал на себе взгляд и, повернувшись, увидел входившую в помещение Елену. На пороге она помедлила, участливо посмотрела на меня, а потом с улыбкой подошла и протянула руку для поцелуя.