В ее глазах - Сара Пинборо

Такси, как и было обещано, приезжает практически сразу же, едва я оказываюсь на улице. Бросив водителю адрес, оставляю на телефоне у Дэвида сообщение, куда я поехала и зачем. Если это какая-то ловушка и что-то пойдет не так, он, по крайней мере, будет знать, что со мной случилось. Кто со мной случился. Снова пытаюсь набрать ее номер. Она по-прежнему не берет трубку. Притопываю ногой, подавшись вперед на своем сиденье, словно пытаюсь заставить машину ехать быстрее.

Сколько времени прошло с того момента, как я получила сообщение? Минут десять максимум. Но может быть, это уже на несколько минут больше, чем нужно. Неужели я уже опоздала?

Выскакиваю из машины еще до того, как она успевает полностью остановиться, рассеянно прощаясь уже на ходу. Взлетаю по массивным каменным ступеням и трясущейся рукой жму на кнопку звонка. За дверью слышится его трель, но ни в одном из окон первого этажа не видно света. Снова нажимаю на кнопку и держу ее секунд пять, если не больше, но все без толку.

Нагибаюсь и заглядываю в щелку почтового ящика.

– Адель! Это я!

Сквозь щель тянет едким запахом. Дым? В дальнем конце коридора, со стороны кухни, мелькают какие-то оранжевые сполохи. Черт. Твою же мать. Пожар.

Что там написала Адель? Что она собирается все исправить? Выходит, она говорила скорее о своих родителях, чем о Робе? Ее родители погибли в пожаре, и в цветочном магазине, где она работала, тоже случился пожар. Так вот какие у нее методы? И с собой она в виде искупления тоже решила покончить тем же способом? Снова звоню в дверь, чувствуя, как горит от паники лицо, потом вспоминаю про ключ и принимаюсь копаться в вазоне с цветком. Перекопав весь горшок, я вынуждена признать, что его там нет. Она забрала его. В дом мне не попасть.

Не знаю, что делать. А вдруг ее там нет? Вдруг она пытается подстроить все так, чтобы меня арестовали за поджог или еще за что-нибудь? А с другой стороны, вдруг она там, наверху, в своей комнате, напичкавшись таблетками, лежит и готовится сгореть, задохнуться в дыму, или каким там еще образом люди погибают при пожарах? Колочу в дверь кулаками. Она так близко и в то же время так далеко.

Так близко.

Думаю про вторую дверь. Я сейчас совсем рядом с ней. Может быть, отсюда у меня все получится. Сажусь на крыльцо и, устроившись в уголке, прислоняюсь спиной к перилам. Делаю несколько глубоких вдохов; поначалу они выходят прерывистыми, но постепенно мое дыхание становится ровным. Я очищаю свой разум, фокусируясь на серебристой двери. Теперь, когда я перестала бояться, это получается у меня все лучше и лучше. Я могу вызывать ее сознательно, а не ждать, пока она возникнет сама.

Когда в темноте у меня перед глазами проступают яркие мерцающие очертания, я начинаю представлять спальню Адели. Картинка четкая и ясная. Стены, выкрашенные в цвета лесной зелени, накрепко связанные с чувством вины. Дверь в ванную в углу. Прохлада старинных кирпичных стен. Большое зеркало на дверце шкафа. Я вижу все это совершенно отчетливо, а потом вдруг прохожу через дверь и…

…Вот я уже внутри, парю под потолком комнаты. Свет не горит, но я вижу Адель – она лежит на кровати, неподвижная и безупречная, в пижаме из кремового шелка. Нигде нет ни намека на таблетки, ни воды, чтобы их запивать, но я ощущаю ужасающую пустоту, исходящую от нее, как будто она уже мертва. Какая-то безжизненная серость висит в воздухе вокруг ее тела, смешиваясь с первыми струйками дыма, которым уже тянет из коридора внизу.

Ее тут нет, понимаю я. Она еще не умерла, но уже покинула свою телесную оболочку. Ей не хочется чувствовать, как она будет умирать. Не хочется при этом присутствовать. Может, она боится передумать? Запаниковать в самую последнюю минуту? Так вот что произошло с ее родителями.

Приближаюсь к ней, хотя снизу уже доносится треск. Пламя распространяется не бесшумно, и, судя по звукам, которые я слышу, внизу уже полыхает в полную силу. Надо было вызвать пожарных. Надо было вызвать полицию. Надо было предпринять хоть что-то действенное. Кто-нибудь из соседей скоро заметит зарево, но будет уже слишком поздно. Не знаю, как Адель развела огонь, но он распространяется по дому. Нужно каким-то образом вытащить ее на улицу. Машинально тянусь к ней, но у меня нет рук, я бесплотна, я всего лишь сгусток энергии. Что мне делать? Как вытащить ее отсюда?

В голове у меня кристаллизуется мысль, хладнокровная и отчетливая, как будто, освободившись от власти химических процессов в моем теле, я утратила способность испытывать панику. Это полный бред, и я понятия не имею, возможно ли такое в принципе, но это может быть моим единственным шансом спасти ее.

Ее телесная оболочка пуста. А я тут, рядом. Понадобится всего минуты три-четыре, чтобы сбежать по лестнице вниз и выбраться из дома, и тогда мы обе будем в безопасности. Никакой другой возможности нет. Вскоре огонь перекинется на лестницу, и тогда выход будет отрезан. Здесь повсюду паркет, к тому же покрытый лаком. С какой скоростью огонь распространится по нему на весь дом?

Я смотрю на ее тело, по-прежнему против воли восхищаясь ее красотой, а потом думаю о ее глазах. Орехового цвета. Представляю, как смотрю ими. Интересно, каково было бы оказаться в этом теле, таком подтянутом, крепком и стройном. Представляю, как становлюсь Аделью, проникаю в это тело, подчиняю его своей воле, а потом – одновременно с ощущением какого-то ужасающего толчка, сотрясающего самую мою сущность, меня охватывает чувство, что произошло что-то очень-очень неправильное, – я оказываюсь внутри ее.

– В своем предсмертном письме она ничего не написала про пожар в доме ее родителей, – говорит инспектор Паттисон, – но, судя по результатам экспертизы, причиной стало возгорание в распределительном щитке.

Это коренастый пузатый коротышка в костюме, который явно видал лучшие дни, но усталый от жизни взгляд выдает в нем кадрового полицейского. От него исходит ощущение надежности. Люди ему верят. Он спокоен.

– Пожар, который она устроила в вашем доме, доктор Мартин, тоже начался с распределительного шкафа на кухне, так что, возможно, это косвенно указывает на ее вину.

– Уже известно, что она использовала? – спрашивает Дэвид.

Вид у него бледный и осунувшийся, какой обычно бывает у людей, которые только начинают отходить от шока. Ну еще бы. «Ура-ура, ведьма умерла».

– Пропитанные скипидаром кухонные полотенца.

Дэвид кивает:

– Вполне логично. Она делала в доме ремонт.

– Мы нашли ее предсмертное письмо, что-то вроде исповеди, на столе у вас в кабинете. Оно полностью подтверждает показания, которые вы дали инспектору Вигнеллу в Перте. Она сбросила тело Роберта Хойла в колодец на территории ее поместья, и на ней в этот момент были ваши часы. Мы получили из Шотландии подтверждение, что останки обнаружены именно там, где она указала. Естественно, они находятся в состоянии практически полного разложения, но мы полагаем, что методы судебной стоматологии помогут нам подтвердить личность погибшего. Кроме того, учитывая характер гибели вашей жены – передозировка героином, которую она указывает и в качестве причины смерти мистера Хойла, – можно сделать предположение, что она попыталась таким образом, если можно так это назвать, искупить свою вину. Возможно, на ее совести были оба эти эпизода: и ее родители, и мистер Хойл.