Дамы сохраняют неподвижность - Чингиз Абдуллаев

– Что случилось? – недовольно морщась, спросил он. – Почему нельзя было подождать? Я же сказал, что на сегодня вы свободны.

– Я говорила с лечащим врачом девочки, – сообщила Марина. – Сегодня врачи собрали консилиум, смотрели ее рентгеновские снимки. Они считают, что девочке уже ничего не угрожает. Я решила, что нужно срочно сообщить об этом Валентину Давидовичу.

Кудлин как-то недоверчиво смотрел ей в глаза. Он раздумывал. Очевидно, причина и ему показалась достаточно убедительной. Он повернулся и прошел в гостиную. И почти сразу же в холл вышел Рашковский.

– Что сказал вам врач? – Подлец Циннер рассчитал все правильно. Единственное, что могло взволновать Рашковского, – это состояние его дочери.

– Он сказал, что они смотрели сегодня рентгеновские снимки Анны, – повторила Марина. – Мистер Спайси считает, что девочке уже ничего не грозит. У нее все нормально.

– Спасибо, – кивнул Рашковский. Потом, чуть подумав, добавил: – У нас важное совещание. И я бы не хотел, чтобы об этом кто-нибудь узнал. Если можно, не возвращайтесь в свой номер. Подождите в соседнем. Не обижайтесь, так нужно.

– Я все понимаю, – кивнула Марина. Такого Циннер явно не предвидел. Рашковский оказался гораздо более подозрительным, чем они думали.

Очевидно, Рашковский снял весь этаж, так как двери соседнего номера были открыты. Акпер привел ее в гостиную и посадил перед телевизором. Нечего было и думать кому-нибудь позвонить. Интересно, кто был другой человек, сидевший рядом с Симаковским?..

А в гостиной апартаментов Рашковского шел ожесточенный спор.

– Это люди Мальцева убрали Галустяна! – кричал Гусейн Керимов. – Вы знаете, Валентин Давидович, как мы вас уважаем. Но почему они каждый раз начинают войну первыми? Почему?

– Врешь! – кричал Мальцев, прекрасно знавший, что приказ убрать Галустяна отдал сам Рашковский. – Это вы убрали Звонкова. Ваша работа.

– Хватит, – прервал их Рашковский, – мы собрались сюда, чтобы закончить эти распри. Никто не виноват ни в смерти Звонкова, ни в смерти Галустяна. У нас появились сведения, что в ФСБ создана специальная группа, которая провоцирует нас на внутреннюю войну, распуская о нас различные слухи и убирая наших людей. Они хотят, чтобы началась междоусобица.

– Откуда у вас такие сведения? – спросил Прокопчук.

– Эх, дурак, – громко сказал по-грузински Гогоберидзе.

Рашковский, понимавший грузинский язык, покачал головой.

– Хватит, – устало сказал он, – мы собрались не для этого. Больше никаких убийств не будет. И вообще все будет нормально. Скоро я возвращаюсь в Москву. Но мне нужна ваша помощь. И помощь наших уважаемых банкиров. Если мы сумеем пробить кредит для нашей страны, мы получим статус самых уважаемых людей. Мне дали гарантии на самом верху. На самом, – подчеркнул он.

– Что мы должны делать? – деловито спросил Симаковский.

– Нужно дать гарантии под наши вклады на два с половиной миллиарда долларов, – ровным голосом сообщил Рашковский. – Иначе кредит не будет выдан, я не смогу вернуться в Москву, отстрел наших друзей будет продолжаться, и все кончится не так, как мы хотим. Поэтому выбирайте. Ваши жизни – против ваших денег. Если учесть, что кредит после получения будет гарантирован государственными облигациями и евробонами, мы ничем не рискуем.

– Но мы сообщаем о наших вкладах, – осторожно заметил Симаковский.

– С вашими талантами вы всегда можете перевести их в другой банк, – сразу парировал Рашковский. – Вы ведь четырнадцать раз перегоняли деньги в «Бэнк оф Америка», чтобы заработать себе кредитную историю. Разве не так?

Симаковский закусил губу. У него больше не было вопросов. Все молчали. Речь шла о колоссальных суммах.

– Я не слышу дружных голосов согласия, – улыбнулся Рашковский, – или кто-то возражает?

– У нас будут гарантии, что наши деньги не тронут? – спросил Гусейнов.

Рашковский взглянул на него и улыбнулся уголками губ.

– У тебя есть гарантия вечной жизни? Ты можешь подавиться сегодня ночью косточкой или умереть от внезапного инфаркта. Кто может дать тебе какую-нибудь гарантию? – В его словах настолько явно звучала угроза, что Гусейнов замолчал. Он понял, что сейчас нельзя спорить.

А Рашковский продолжал его добивать:

– Я слышал, как ты кричал насчет Галустяна. С каких пор вы стали такими друзьями? Когда в Карабахе торговали оружием, поставляя его обеим сторонам? Или когда совместно давили конкурентов, не давая развернуться в городе ни армянам, ни азербайджанцам?

– Я согласен, – торопливо сказал Гусейнов. – Для меня твое слово – закон. Зачем обижаешь? Я ведь всегда был на твоей стороне.

– Кто еще хочет гарантий? – спросил Рашковский. – Никто? Прекрасно. Наш друг Леня сделал всем прекрасный подарок. Сейчас он его нам представит.

За несколько минут до этого скучавшая в соседнем номере Марина вдруг услышала женские голоса. Откуда? Ведь Рашковский арендует весь этаж. Открыв дверь, она увидела, как в апартаменты Рашковского гуськом тянутся молодые девушки. Кое-кто увидел Марину и, улыбаясь, помахал ей. Марина нахмурилась. Девушки были не просто красивые. Они были ошеломляюще красивы. Создавалось впечатление, что только что прошли на подиум лучшие модели европейских домов моды. Но одна из девушек, повинуясь знаку Иманова, вошла не в апартаменты, а свернула в номер, где сидела Марина.

Она вошла, обдав Марину ароматом восхитительных духов. Если ее подруги были топ-моделями, то это была их королева. Она была намного выше высокой Чернышевой. Чуть раскосые глаза, пышные светлые волосы. «Крашеная», – с неожиданной злостью подумала Марина. У девушки были чувственные полные губы, идеальные пропорции лица, фигуры. Марина вдруг почувствовала себя старой, неуклюжей, непричесанной уродкой, которой много лет и которая неизвестно что здесь делает… Девушка села на диван, потом, взглянув на Марину, неожиданно спросила по-английски:

– Мне долго нужно ждать?

У нее был явный испанский акцент. Марина удивленно спросила:

– Вы говорите по-испански?

– Да, – обрадовалась девушка, – я из Боливии. А вы откуда?

– Я из Европы, – вздохнула Марина. – Давно прилетела?

– Только два часа назад, – охотно сообщила девушка. – Мне двадцать два года, и я первый раз в Турции.

– Ну это понятно, – Марина постепенно обретала душевное равновесие. Девушка была невероятно красивой дурой.

– Сколько тебе заплатили? – грубо спросила Марина, чтобы окончательно успокоиться. Но девушку вопрос не смутил, ведь она была на работе.

– Двадцать тысяч долларов, – сообщила красавица, – это наша ставка за три дня. Говорят, что султан Брунея платит сто тысяч. Но это только тем девушкам, которые ему понравятся.

«Дура», – почти радостно подумала Марина. Она уже готова была оправдать Рашковского и всех прочих. Разве можно отказаться от таких девочек!