Ведьма, пришедшая с холода - Майкл Суэнвик

себя. — Под комодом. На подоконнике». Не похоже на молитву, но, с другой стороны, он не был верующим.

Аппаратчик закончил толкать речь, и ученые рассеялись. Джош изучал их лица, как игрок — колесо рулетки. Не Соколов — не Соколов — не Соколов. Или он? Может, первый был… Может, он поправился или похудел… Но фотографии были новыми…

И тут вопросов не осталось: человек отделился от толпы. Те самые пучки светлых волос в ушах, легкий поворот левой стопы внутрь, красноватая луковица на кончике узкого носа, длинный хрупкий череп, покачивающийся на длинной тонкой шее, — самый красивый мужчина в жизни Джоша, по крайней мере на следующие несколько секунд. На нем были коричнево-красные туфли, как и было обещано, и он нес сумку в левой руке, а пройдя три шага, споткнулся под ее весом.

Джош подхватил его. Барачнику не пришлось ничего делать. Джош понес чемодан и проводил доктора наук наверх.

5.

Таня нашла Надю в одиночестве молотящей грушу в спортзале посольства. Перчатки выбивали из ткани белую пыль. Надя пританцовывала перед ударами, переносила вес на подушечки пальцев ног: три молниеносных тычка, а за ними хук, отчего груша загудела на цепях, держащих ее у пола и потолка. Скульптор вырезал эти линии на Надиных икрах, вылепил мышцы на ее спине. Она была вся в поту. Рычала, нанося удар. Пыхтела. После резкого хука, который мог бы сломать противнику челюсть или Надину руку, она закричала в ярости и триумфе.

Таня приблизилась. Надя не прекращала тренировку. Зал был пуст, они были одни. Закат еще не горел. Наконец Таня решилась:

— Привет.

Надя остановилась.

— Чего тебе?

Таня показала собственную форму: шорты, майку и обувь — внезапно осознав, как мало она похожа на Надежду Федоровну Острохину.

— Я думала, мы поработаем в паре.

Надя моргнула. Груша качалась.

— Ладно, — сказала она.

Надя перелезла через ограждение на ринг. Таня попыталась пройти за ней, но запуталась ногой, подпрыгнула, освободилась. Она была в синяках после столкновения с големом, все тело болело. Она почти не спала. Но ей было плевать.

Они соприкоснулись перчатками.

Таня кружила, Надя кружила за ней. Таня держалась настороже: вспоминала школьные уроки, давно заброшенные тренировки. Комбинации ударов: раз, два, по корпусу…

Надя увернулась от Таниного тычка, легко задела ее по челюсти.

В глазах у Тани защипало. Она опять кружила, проверяла воздух ударами, но ни один из них не достиг цели. Надя нанесла второй удар, пробив защиту, но на следующие два Таня закрылась руками. Танино сердце забилось чаще. Она дышала как на плавании, всей грудью. Снова и снова бросалась на Надю, но та была одновременно и танцовщицей, и кирпичной стеной. Таня могла дотянуться, безусловно, но Надя знала, как использовать эти моменты против соперницы.

Наконец, изможденная, в бешенстве, Таня развела руки и нырнула под Надю, пытаясь схватить ее за талию.

Надя не выказала ни малейшего удивления. Она встретила Таню с распростертыми объятиями. Мир повернулся на своей оси, а когда прекратил вращаться, Таня лежала на полу, глядя в потолок и в Надины глаза, ее колено и перчатка прижимали Танины плечи к мату. Надя ощущалась сильной, настоящей.

— Да что с тобой такое?

Танино дыхание было влажным, как и ее глаза. Она не могла говорить. Она не понимала, как далеко она зашла, как сильно ей требовалось изнурить себя, чтобы выдать это.

— Я могу тебе доверять?

— Конечно, — ответила Надя, удивившись.

— Я не о том. — Все, что Таня хотела сказать, выплеснулось из нее разом. — Я не могу доверять Льду. Не могу как раньше. Я сражаюсь на его стороне, против Пламени, это наш единственный выбор, но этого мало. Мне нужен кто-то, не мой дедушка, не мой начальник — мне нужен реальный человек, иначе я чувствую себя такой же замороженной, как та девушка на барже. Мне нужен друг.

И после всего, через что они прошли вместе как напарницы, плетя тайные интриги, отслеживая Носителей, после стольких ситуаций, когда им приходилось довериться друг другу, и бесчисленных моментов, когда они обе могли подвести друг друга под расстрел, — это последнее признание все еще заставляло ее ощущать себя словно голой.

Надя отпустила Танино плечо и села рядом, ее резкие черты смягчились, но она осталась собой. Зубами она стянула с себя перчатки, вынула капу, затем сняла перчатки с Тани. Их пальцы встретились, переплелись.

Они не сказали друг другу ни слова.

Это и был знак, которого ждала Таня.

***

По некой дипломатической причине, которой Джош не понимал, приветственный вечер устраивало французское посольство, что значило, с одной стороны, переизбыток тостов, но с другой (гораздо более радостной) — реки настоящего шампанского. Он старался не смотреть на Соколова и вообще не искать его взглядом: как ему показалось во время их краткого разговора в гостиничном номере, этот человек вполне способен на актерство, которое требовалось по плану, но Джош не собирался проверять его скрытые способности. Собственных недавних проб в оперативной работе, неважно, сколь успешных, ему вполне хватало.

Но было приятно после всего этого безумия потягивать шампанское и бродить в толпе, контролируя собственную судьбу. Пить чертово шампанское в чертовом посольстве, праздновать. Ладно, может, никто и не примет Джоша Томса за Джеймса Бонда, но он справился с заданием, и, когда Соколов через две недели окажется в безопасности по другую сторону «железного занавеса», именно он, Джош Томс, худощавый заучка из Бруклина, будет за это в ответе.

Они побеждали, черт побери. Что же до хитрой не-улыбки Дома и его завуалированных обвинений — «Я лишь опасаюсь за тебя, приятель», — его руки на плече — да к черту его, и к черту все это.

На другой стороне зала Алистер Уинтроп брал уже третий бокал шампанского у официантки в коктейльном платье и салютовал в пустоту.

Джош протиснулся к нему сквозь прессу.

— Мы можем поговорить наедине?

— Это не мое поместье, — ответил Уинтроп. — Но месье Дюбрёй не раз оказывался моим должником. После вас.

Какие бы услуги Уинтроп ни оказывал посольству, похоже, он мог спокойно по нему разгуливать: охрана давала им пройти, двери открывались, и после двух лестничных пролетов они уже стояли в небольшом конференц-зале с географической картой Европы на стене и тяжелым занавесом. Дверь захлопнулась со щелчком. Уинтроп оперся спиной о закрытую дверь.

— Если вы хотите обсудить дело, — сказал он, — нам стоит найти более безопасное место