1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь - Харуки Мураками

О том, что случится потом, подумаем, когда это случится, решил Усикава. Стараясь не вдаваться в рассуждения, он бесстрастно взирал на две луны в небесах: большую желтую и маленькую, ущербно-зеленоватую. Пытаясь свыкнуться с тем, что видят его глаза. Я должен принять это как есть, повторял он про себя. Как такое могло случиться, он объяснить не мог. Но как раз в это пока можно не углубляться. Как на это правильно реагировать — вот вопрос номер один. Итак, принимаем, что видим, без всякой логики. А там и подумаем, что делать дальше.

На горке Усикава просидел минут пятнадцать. Подпирая задом перильца и почти не шевелясь, приучал свое сознание к увиденному. Точно водолаз, не сразу привыкающий к изменению давления, он погружался в лунный свет, только что не впитывая его кожей. «Это важно», — подсказывал ему внутренний голос.

Затем недокарлик с приплюснутым черепом встал, спустился с горки на землю — и, обуреваемый мыслями, не нашедшими формулировок, отправился восвояси. Окружающий пейзаж казался ему уже не совсем таким, как по дороге сюда. Видимо, из-за лун, решил он. Вечно этот лунный свет искажает облик предметов. Несколько раз он чуть не сбился с дороги. Перед тем как войти в подъезд, он посмотрел на окна третьего этажа. В квартире Тэнго свет не горел. Верзила-препод из колледжа для абитуриентов еще не вернулся. Но не может же он так долго торчать в ближайшей закусочной.

Значит, где-то с кем-то встречается. С Аомамэ? Или с Фукаэри? Неужели я упустил счастливый шанс за этим проследить? Впрочем, что теперь сокрушаться. Все равно ходить за ним по улицам слишком опасно. Заметит хоть раз — все, что наработано до сих пор, псу под хвост.

Вернувшись в квартиру, Усикава размотал шарф, снял пальто и шапку. Открыл на кухне банку тушенки и стоя съел ее с булочкой. Выпил банку кофе — не горячего, не холодного. Но ни в чем не почувствовал вкуса. Жуешь, а вкуса нет. В чем же тут дело — в продуктах? Или в его ощущениях? Непонятно. А может, все из-за этих двух лун, что поблескивают теперь на донышках его глаз? Откуда-то издалека едва разборчиво послышался перелив дверного звонка. Позвонили дважды, через паузу. Но Усикава не обратил внимания. Скорее всего, звонили кому-то этажом выше.

Дожевав сэндвич и допив кофе, он не спеша, возвращая мозги в реальность, выкурил сигарету. И повторил про себя, что ему теперь нужно сделать. Затем подошел к подоконнику и уселся на пол за камерой. Включил обогреватель, погрел руки в оранжевом свете спиралей. Воскресенье, почти девять вечера. На крыльце уже не появляется почти ни души. И все-таки он должен дождаться возвращения Тэнго.

Вскоре из дома вышла женщина в черном пуховике. Ее он видел впервые. Замотана в серый шарф до самого носа. Очки в черной оправе, бейсбольная кепка. Явно пытается спрятать от чужих взглядов лицо. В руках ничего нет, шагает широко и торопливо. Инстинктивно нажав на кнопку, Усикава трижды щелкнул затвором камеры. Надо бы проследить, куда она идет, подумал он. Но пока вставал, женщина уже вышла на улицу и скрылась в вечерней мгле. Усикава скривился от досады, но все же махнул рукой. Пока он обуется, ее будет уже не догнать.

Он прокрутил в мозгу все, что успел разглядеть. Рост — сантиметров 170. Узкие джинсы, белые кроссовки. Каждая вещь, как ни странно, абсолютно новая. Возраст — лет 25—30. Черные волосы неизвестной длины заправлены за ворот пуховика. Толстая куртка скрывает фигуру, но, судя по ногам, женщина — худощавая. Осанка с походкой говорят о молодости и хорошем здоровье. Наверно, каждый день занимается каким-нибудь спортом. С тем, что он знает об Аомамэ, все приметы совпадают идеально. Что, конечно, еще не означает, что увиденная им женщина — она. Просто слишком заметно, как она старается не попасться никому на глаза. Напряжена до предела, как звезда экрана перед камерами папарацци. Но звезду экрана, спасающуюся от СМИ, никогда не занесло бы в трехэтажную развалюху, затерянную в кварталах Коэндзи.

Значит, можно предположить, что это и есть Аомамэ?

Она приходила повидаться с Тэнго. Но его, как назло, дома нет. Окна не горят. В тот далекий дверной звонок, вероятно, она и звонила. А потом, никого не застав, ушла. Но тут Усикаву озадачила одна нелогичность. Аомамэ скрывается от преследователей — и, по идее, должна жить так, чтобы избегать опасности и не попадаться никому на глаза. Пожелай она повидаться с Тэнго, первым делом проверила бы по телефону, дома он или нет, как делают все нормальные люди. И тогда не пришлось бы зря рисковать, высовывая нос из убежища.

Сидя за камерой, Усикава перебирал в голове возможные версии, но ни одна не казалась ему убедительной. Подобное поведение — маскируется так, что выдает себя с головой, добирается от собственного убежища аж досюда — совершенно не вязалось с характером той Аомамэ, которую знал Усикава. Та — куда осторожней и осмотрительнее. Эта загадка ввергала его сознание в хаос. Мысль о том, что он сам мог привести ее сюда за собой, ему даже в голову не приходила.

Как бы там ни было, решил он, завтра пойду в мастерскую на станции, проявлю фотографии. И разгляжу повнимательней эту загадочную незнакомку.

Усикава нес свою вахту за камерой до одиннадцатого часу, но после той женщины никто из дома не вышел и никто в него не зашел. Спектакль окончен за отсутствием актеров, и на крыльце у безлюдного подъезда тихо, как на всем наскучившей, забытой людьми театральной сцене. Что же случилось с Тэнго? Усикава озадаченно покрутил головой. Насколько ему известно, Тэнго никогда не задерживается в городе допоздна. Тем более что завтра у него лекции в колледже. Или успел вернуться и заснуть, пока Усикавы не было дома?

Ближе к одиннадцати Усикава почувствовал, что страшно устал. Сонливость давила на нервы, веки опускались сами собой. Для него как профессиональной «совы» случай довольно редкий. Обычно он мог не спать вообще, если требует дело. И лишь сегодня вечером дремота припечатала его, как надгробная плита — средневековую могилу.

Может, я слишком долго разглядывал две луны? — подумал он. И мои глаза пресытились лунным светом? Эти луны — большая и маленькая — оставляют на сетчатке неизгладимые следы. Их мрачный дуэт парализует мозг в тех местах, где еще остается место для мысли. Так некоторые пчелы парализуют жалом гусеницу — и откладывают на ее кожу яйца. А уже личинки вылупляются из яиц — и растут себе, пожирая заживо гусеницу, больше не способную шевелиться… Скривившись от омерзения, Усикава прогнал дурное видение прочь.

Ладно, сказал он себе. Не стоит так уперто ждать Тэнго. Когда бы парень ни вернулся, завалится в постель и заснет. Возвращаться-то ему все равно больше некуда. Наверное.

Еле двигаясь, он стянул с себя брюки, свитер и, оставшись в рубашке с длинными руками и семейных трусах, забрался в спальник. Свернулся там калачиком — и тут же уснул. Чрезвычайно глубоким сном, больше похожим на кому. Падая в этот сон, как в пропасть, он вроде бы слышал, как постучали в дверь. Но сознание уже перенеслось в другой мир, и отличить реальность от сновидения было почти невозможно. От любой попытки проснуться через силу все тело скрипело, как несмазанная телега. Поэтому, не открывая глаз, он не стал искать объяснения этому стуку, а просто спрятался от него в сон, как рыба хоронится в иле на дне морском.