1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь - Харуки Мураками

Наблюдая за крыльцом через щель между шторами, он опирался спиной о стену и, согретый лучами солнца, несколько раз проваливался в зыбкую дрему. Но это его не тревожило. Ничего важного он все равно не пропустит. Тэнго уехал из Токио на похороны отца, а Фукаэри уже вряд ли сюда вернется. Знает ведь, что Усикава следит за происходящим. Да и Загадочная Незнакомка едва ли появится здесь при свете дня. Слишком уж осторожна. И на охоту выходит, лишь когда стемнеет.

Но солнце зашло, а незнакомка не появлялась. Те же люди, что и всегда, выходили из дома — к обеду за покупками, к вечеру на прогулку, а ушедшие с утра на работу неизменно возвращались куда более усталыми, чем уходили. Все их передвижения Усикава отслеживал только взглядом и затвор не нажимал. Фотографировать их больше не было смысла. Сейчас его интерес сводился лишь к трем действующим лицам. Все остальные — просто безымянные прохожие. От нечего делать он наделял их первыми приходящими в голову именами:

— Председатель Мао! — (Прическа точь-в-точь как у Мао Цзэдуна.) — Хорошо ли сегодня работалось?

— Господин Длинноухий! Отличный день для прогулки, не правда ли?

— Госпожа Проетая Челюсть? Что у нас нынче на ужин?

Он следил за подъездом до одиннадцати вечера. А потом широко зевнул — и решил на сегодня с работой покончить. Выпил бутылку зеленого чая, сжевал несколько крекеров, выкурил сигарету. Когда чистил зубы в ванной, распахнул перед зеркалом рот, вывалил язык и долго его разглядывал — чего не делал уже очень давно. К его удивлению, язык покрылся чем-то зеленоватым, похожим на мох. Усикава исследовал язык на свету. Вот же гадость. Облепила весь язык и отпадать, похоже, не собирается. Если так пойдет дальше, подумал он, я скоро весь покроюсь мхом. Начиная с языка и по всему телу. Как черепаха, прозябающая в своем болоте. От одной мысли об этом у него засосало под ложечкой.

Испустив то ли вздох, то ли стон, Усикава прекратил думать о языке, выключил свет и вышел из ванной. В темноте неторопливо разделся, забрался в спальник. Застегнул «молнию» до самого горла — и свернулся внутри калачиком, как личинка неведомого насекомого.

Проснулся он в темноте. Повернул голову, чтобы проверить время, но будильника на месте не оказалось. На мгновение Усикава растерялся. Перед сном он всегда проверял, где стоит будильник, чтобы в темноте сразу понять, который час. Многолетняя привычка. Куда же этот будильник теперь подевался? Слабый лунный свет, пробивавшийся в щель между шторами, освещал лишь один угол комнаты; остальное пространство утопало в кромешной мгле.

И тут он заметил, что его сердце колотится, как бешеное. Разгоняет по телу адреналин в отчаянном стремлении выжить. Его ноздри раздуты, дыхание бурное. Словно он проснулся посреди кошмарного, липкого сна и не может отдышаться от ужаса.

Только это не сон. Нечто странное происходило на самом деле. Усикава почувствовал: кто-то стоит над его головой — темнее, чем ночь. И смотрит ему в лицо. На миг Усикава окаменел. Но уже в следующую секунду пришел в себя — и бросился расстегивать «молнию» спальника изнутри.

Не дав ему опомниться, непонятно кто схватил Усикаву за шею. Так быстро и неожиданно, что он и вскрикнуть не успел. Хваткой сильного и тренированного противника. Чьи-то железные ручищи сжимали Усикаву безжалостно, как тиски. Человек не говорил ни слова. Даже дыхания не слышно. Замурованный в спальник Усикава извивался и сопротивлялся как мог. Раздирал руками нейлоновую изнанку, отбивался ногами. Пытался кричать. Бесполезно. Противник будто прирос к татами, замер в несворотимой позе и с каждой секундой стискивал Усикаву все сильней. Очень эффективно — ни одного движения зря. Раздавленный в смертельных объятиях, Усикава едва дышал.

Как же он забрался в квартиру? — мелькало в угасающем сознании. — Ведь дверь была заперта на щеколду. И цепочка наброшена. И окно снаружи не откроешь, как ни старайся. Если бы взламывали замок, я бы проснулся, это уж точно.

Это профи, сообразил Усикава. Если потребуется, отнимет у человека жизнь, не задумываясь. Таков его хлеб. Кто же прислал его? «Авангард»? Неужели они решили от меня избавиться? Рассудили, что я им больше не нужен, только мешаю? Если так, они ошибаются. Ведь еще немного — и Аомамэ была бы у них в руках… Усикава попытался докричаться до своего палача — подожди, послушай меня. Но для голоса не было воздуха, а язык будто окаменел в гортани.

В сдавленном горле не осталось ни щелочки для дыхания. В легкие больше не поступал кислород. Усикаве начало чудиться, будто его сознание отделилось от тела. Несчастное туловище корчилось в спальнике, а душа плавала в вязком, тяжелом воздухе, наблюдая за происходящим откуда-то сверху. Внезапно все его конечности онемели. Почему? — возопило меркнущее сознание. Почему я должен умирать в таком жалком месте такой жалкой смертью? Но ответа он, разумеется, не дождался. Откуда-то с потолка опустилась бескрайняя мгла и окутала все вокруг.

Когда Усикава приходит в себя, спальника на нем уже нет. Руки-ноги полностью онемели. Он лишь чувствует, что глаза его завязаны, а щека упирается в соломенное татами. Горло больше не сдавлено. Легкие с шумом кузнечных мехов всасывают свежий воздух — холодный, зимний. Сердце, получив драгоценный кислород, восстанавливает кровь и методично рассылает ее до самых крайних закоулков нервной системы. Спазмами накатывает кашель, но Усикава отгоняет его, стараясь не прерывать спасительного дыхания. Постепенно его конечности оживают. Жесткий стук сердца отдается где-то между ушами.

Он лежит ничком на татами. Его руки за спиной связаны чем-то мягким, как и лодыжки. Не сильно, хотя очень умело и надежно. Сам он способен разве что перекатываться по полу. Неужели я жив и еще дышу? — удивляется Усикава в темноте. Значит, то была не смерть. Что-то очень близкое к смерти, но еще не смерть как таковая. По обеим сторонам горла скопилась острая боль. Моча, вытекшая в трусы, обжигает холодом кожу. Но Усикава не чувствует себя несчастным. Наоборот. Эти боль и холод сообщают ему, что он еще не умер.

— Так просто ты не умрешь, — произносит кто-то, будто прочитав его мысли.

АОМАМЭ

Свет там обязательно есть

Наступает полночь, воскресенье переходит в понедельник, а спать все не хочется.

Выбравшись из ванны, Аомамэ надевает пижаму, забирается в постель, гасит свет. Она провела на ногах весь вечер, хотя сделать ничего не могла. Все проблемы теперь решает Тамару. Так что лучше бы ей поспать, а с утра все обдумать на свежую голову. Но упрямое сознание все бодрится, а тело требует активности. Сна ни в одном глазу.

Ничего не поделаешь, решает она, встает и накидывает поверх пижамы ночной халат. Заваривает цветочного чая и пьет его маленькими глотками за кухонным столом. В голове ворочается какая-то мысль, но ухватить ее никак не удается. Эта мысль напоминает далекую тучу на горизонте, плотную и таинственную. Контур видишь, а формы не разобрать. Все-таки между «формой» и «контуром» существует определенная разница. С чашкой в руке Аомамэ подходит к окну и сквозь щель между шторами смотрит на детскую горку.