Кто брал Рейхстаг. Герои по умолчанию... - Николай Ямской

И уже на гражданке познакомился с опубликованным в 1948 г . очерком бывшего военного корреспондента «Правды» Б. Горбатова о штурме Рейхстага, в котором не было ни слова упоминания об истинных первых знаменосцах победы. Забегая вперед, следует подчеркнуть, что Минину, как непосредственному участнику штурма Рейхстага, было так же интересно познакомиться с публикациями журналиста М. Мержанова. Особые чувства у ветерана вызвало то место во всех трех изданиях книги М. Мержанова «Так это было», где автор – со ссылкой на генерала Шатилова, но с утверждением того, что многое видел собственными глазами, рассказывал о взятии «дома Гиммлера» и штурме Рейхстага в «14.25». При этом сам автор не скрывал, что самый напряженный период сражения за «дом Гиммлера» вечером 29 апреля он коротал время за шахматной доской на расположенном весьма далеко от этого места командном пункте 79-го корпуса. А днем 30 апреля, когда разгорелись жаркие бои на Королевской площади, наблюдал за полем боя с НП 150-й стрелковой дивизии, откуда даже в бинокль – явно худший, чем у генерала Шатилова – были видны только «туманные картины» [140].

Все, кто остался служить Отечеству в армейских рядах, в дальнейшем были расставлены сообразно чинам, званиям и ходу исторических событий. Никто из среднего и, тем более, высшего командного состава 3-й ударной армии ни судьбы попавшего в опалу Жукова, ни тем более уничтоженных Сталиным высокопоставленных «авиационных и прочих вредителей» не разделил. Командарм В. Кузнецов, командир 79-го корпуса С. Переверткин, комдив 150-й Шатилов с комполка Ф. Зинченко еще 29 мая 1945 г . были удостоены Золотой Звезды Героя. Эта высокая награда уже сама по себе была в их военной карьере добрым знаком того, что отныне ни по поводу командирского греха с преждевременным докладом, ни с приукрашенной историей с водружением Знамени Победы им комплексовать нечего. Награждение всех остальных отличившихся именно по этой версии придавало еще большую прочность их внутренней убежденности, что на войне они не просто успешно командовали, но еще и правильно «творили историю». Те, кто по своей информированности, авторитету и даже званию мог их в этой уверенности поколебать – Жуков или тот же Телегин, – были сами из истории вытеснены. А подчиненные – они на то и подчиненные, чтобы не свидетельствовать или – Боже упаси! – пререкаться, а замирать и брать под козырек. Поэтому командование продолжило успешное продвижение вверх по служебной лестнице. А подчиненные из офицерского и прочего рядового состава остались служить, то есть беспрекословно исполнять, что приказано, и отправляться туда, куда пошлют. Генерал-полковника В. Кузнецова сначала оставили в армии. Но при этом выдвинули в 1946—1950 гг. в депутаты Верховного Совета СССР. А в 1958 г . на целых четыре года сделали командующим войсками Приволжского военного округа. Генерал-полковник Шатилов в 1949 г . успешно окончил Военную академию Генштаба. И стал последовательно сначала заместителем командующего в том же Приволжском округе. А затем 1-м заместителем командующего войсками Дальневосточного военного округа. Бывший начальник политотдела 3-й ударной армии Ф. Лисицын успешно продолжил свою военно-мифологическую деятельность в армейских политорганах и дослужился до чина генерал-лейтенанта.

Послевоенную биографию командующего 79-м корпусом С. Переверткина круто развернул сталинский замысел укрепить боевыми кадрами систему Министерства внутренних дел. Речь при этом шла не только о кадровом укреплении органов борьбы с преступностью боевыми фронтовыми ребятами. К концу войны раскинувшаяся на полстраны система Гулага поглотила в своих многочисленных зонах еще и весьма значительную часть солдат армии-победительницы: в основном тех, кто побывал в плену, совершил дисциплинарные проступки или просто раздразнил начальство своим непокорным, строптивым характером. Так что лагерные вертухаи, доблестно отпахавшие всю войну в лагерных конвоях, на шмонах и сторожевых вышках, срочно нуждались в подкреплении. Генералиссимус мудро рассудил, что лучше всего к этому делу привлечь фронтовых Героев Советского Союза: пусть-де одна часть армии охраняет за колючкой другую. Так сказать, одним выстрелом двух зайцев…

Во исполнение этого хитроумного плана в 1953 г . и сделали бывшего командира корпуса, который победоносно сражался в Берлине, первым заместителем министра внутренних дел.

А вот боевой комбат, Герой Советского Союза Степан Неустроев к тому времени уже шесть лет как был приписан в этой охранной системе. После вынужденного перехода из полка Зинченко к Мочалову военная служба стала капитана еще больше тяготить. И не потому, что на новом месте его встретили плохо. Батальон, который он принял, был ему хорошо знаком. Ведь комбат командовал им еще в 44-м, в Латвии. Просто Неустроеву как многим фронтовым офицерам, привыкшим за четыре года войны пусть и к тяжелой, но полной высокого смысла ратной работе по защите Отечества, было очень сложно возвращаться в повседневную армейскую рутину. Каждый день капитан с утра объезжал заставы на временной границе между Западной и Восточной Германией, проверял службу полевых караулов и сторожевых постов. Поздно вечером возвращался в штаб. А наутро все то же самое снова… В конце концов стал выпрашивать у командования службу побоевитей. И напросился на свою голову. В конце 40-х годов был переведен в систему МВД. А там приказ сверху, против которого, как известно, не попрешь: направили на Урал, в г. Ала-паевск, начальником лагеря для немецких военнопленных.

Только успел попривыкнуть к общению с недавним противником на поле боя, который теперь был занят на строительстве дорог и жилья, как перевели охранять своих. От такого, как ни крути, унизительного превращения из боевого офицера, достойно провоевавшего «на передке» всю войну и бравшего Рейхстаг, в высокопоставленного лагерного «бобика», было особенно тошно. Тем более что Неустроев уже знал: большую часть «околюченного контингента» составляли как раз те самые прошедшие гитлеровский плен солдаты, которых с такой преступной щедростью оставляло в «котлах» и окружениях в 1941—1942 гг. наше высшее командование.

Мысль об этом высочайшем предательстве, по тем временам страшно крамольная, все больше и больше овладевала Степаном. И неизвестно, как долго все это продолжалось бы и чем для капитана кончилось, если бы страну не перевернула смерть Сталина. Поначалу жестоко воспитанный в безрассудной любви к Вождю, Отцу и Учителю народ захлебнулся в неподдельном горе. Но очень быстро жизнь стала брать свое. И все больше людей – в том числе и в погонах – стали понимать, что от них ушел не отец родной, а жестокий властитель, три с лишним десятилетия скупо отсчитывающий миллионам своих подданных часы и даже минуты жизни. Тех, кто прозрел гораздо раньше, выпустила на волю большая амнистия. Охранники со своими натасканными на человека овчарками оказались не у дел. Неустроев же обрадовался. С облегчением «спрыгнув с поводка», он уволился в запас. И уехал в Свердловск, где поступил на завод простым рабочим. Как это ни покажется странным, но после многолетнего общения с надутым командованием и тошнотворными лагерными буднями, большой заводской коллектив и простая, ясная работа стали для него настоящим отдохновением. Подавляющее большинство напарников были из фронтовиков. С ними Степану все было понятно без слов. Общались по-братски. Работали на совесть. Неустроев стал слесарем пятого разряда. И уже стал забывать, что когда-то был боевым офицером, что командовал воинскими подразделениями, как судьба вдруг снова сделала крутой вираж.