Граница безмолвия - Богдан Сушинский

— Получается, что к прибытию судна вы, капитан, — обратился Удальцов к начальнику заставы, — не знали, все ли бойцы находятся на территории заставы? Ночь весь личный состав провел в казарме?

— Кроме некоторых добытчиков, — неуверенно ответил Загревский. — К тому же каптенармус часто оставался в своей каптерке, приводил в порядок имущество.

— Вы мне прямо ответьте, — жестко потребовал полковник. — Вы перед отбоем вечернюю проверку проводили?

Начальник заставы замялся, однако соврать не решился.

— Не проводили, товарищ полковник. Ситуация виделась нам критической, поэтому одна группа бойцов уходила по берегам речек в поисках плавника, то есть дров; другая охотилась.

Ордаш знал, что и это еще не вся правда. Вечерние проверки на заставе не проводились уже с середины июля, когда стало ясно, что корабль то ли задерживается, то ли вообще не придет. Да и раньше они проводились лишь от случая к случаю, чего старшина заставы никогда не одобрял. Правда, здесь, на забытой Богом заставе, в таких перекличках особой надобности вроде бы и не было: в самоволку уходить некуда, все на виду. Однако на Большой Земле начальству этого не объяснишь, к тому же порядок и требования для всех застав одинаковы, где бы они ни располагались.

— Извините, капитан, — хриплым басом проговорил полковник, — но у меня создается впечатление, что с присвоением вам очередного звания в штабе явно поторопились. А вот сдачи заставы потребовали как раз вовремя. Но пока что застава находится под вашим командованием. Если к моменту посадки личного состава на «Вайгач» этот ваш тунгус не объявится, вам придется писать рапорт по поводу того, что на заставе произошло исчезновение служащего с подозрением на дезертирство, — голос полковника приобретал все более жесткие тон. Даже хрипота и одышка его куда-то исчезли. — Как вы понимаете, по этому поводу вам придется объясняться в штабе округа и отвечать на вопросы особистов.

— Понимаю, — едва слышно пробормотал Загревский. Хотя по-настоящему он пока что понял только одно — что у него «на голом месте» возникли очень серьезные неприятности, способные перерасти в «трибунальное дело».

— Поэтому советую, настоятельно со-ве-тую, — морально наезжал на него полковник, — выяснить, пока не поздно, все обстоятельства его исчезновения: кто куда его посылал, кто видел последним, о чем тунгус вел разговоры с бойцами заставы… А самое главное: находился ли этот ефрейтор на заставе в момент прибытия корабля и моего сообщения об отправке личного состава на фронт. Это особистов будет интересовать в первую очередь.

— Чертов каптер, — зло проворчал Загревский. — Появится — душу из него вытряхну. Он ведь нередко там, у себя в каптерке, и ночевал. Совсем распустились,

— Даже если через сутки-вторые этот ваш ефрейтор появится на заставе, он все равно будет числиться дезертиром. Поскольку должен быть не на заставе, а на судне, а значит, направляться на фронт.

— Но если он находился на охоте, то считать его дезертиром мы не можем, — решительно возразил Ордаш. — Бригада добытчиков уходила по заданию командования заставы. В тундре охотники действовали самостоятельно. О возможном прибытии судна ефрейтор знать не мог, поскольку оно прибыло с опозданием на месяц.

— Вы мне тут в адвокаты не играйтесь, лейтенант, а ищите бойца. Все вместе ищите. Если не хотите повесить на заставу факт дезертирства.

— Но если он все же появится? — подался Ордаш по трапу вслед за полковником, прекрасно понимая, что от этого разговора в судьбе Тунгусы может зависеть очень многое. — Что с ним делать? Как вести себя?

— Пешком отправляйте его в Архангельск, — съязвил полковник.

— Но до него тысячи километров.

— Тогда устройте ему трибунал. Сами приговорите и сами же расстреляйте. Откуда я знаю, что с ним делать? Действуйте, исходя из ситуации.

— Есть, действовать, исходя из ситуации!

— Только в случае возвращения ефрейтора на заставу по поводу дезертирства с ним лучше не говорить. Иначе действительно получите в форте, у себя под боком, потенциального дезертира, а главное, врага, способного в любую минуту… Словом, вы меня поняли.

Пока полковник поднимался по трапу, офицеры-пограничники смотрели ему вслед.

— Единственное, что я вам посоветую со всей определенностью, — произнес полковник, уже стоя на палубе, — в случае его появления все подробности ухода с территории заставы, а также время и обстоятельства его появления занесите в журнал заставы, который вы обязаны будете вести как её начальник. При этом помните, что запись в журнале может оказаться документом, способным решить дальнейшую судьбу этого бойца.

Прежде чем подняться вслед за капитаном на плато, Ордаш вместе с Ласевичем осмотрели крытый причал. Бот «Беринг», шлюпка-плоскодонка и плот оказались на месте. Значит, пришли они к выводу, ни вверх по Тангарке, ни на остров ефрейтор уйти не мог. О чем и доложили Загревскому, как только догнали его.

— Что ж вы, Ласевич, так поторопились с этим своим докладом? — с досадой упрекнул начальник заставы новоиспеченного лейтенанта.

— Так ведь исчезновение ефрейтора все равно обнаружилось бы, — спокойно ответил тот, никакого угрызения совести не чувствуя. — Но если бы это произошло уже после посадки на борт, все выглядело бы еще страшнее, поскольку мы вообще не знали бы, когда и куда он девался.

— Для начала мы должны обойти и осмотреть всю заставу, — проговорил Ордаш, давая понять, что готовится входить в роль её начальника, — убедиться, что ничего из того, что надлежало погрузить на судно, не осталось. Опросить всех бойцов. В последний раз построить личный состав, провести прощальную перекличку, а перед посадкой пройти по плацу торжественным прощальным маршем.

— Что ты мне наставления даешь, грамотей? — вяло как-то огрызнулся Загревский, хотя предложение выслушал очень внимательно: было похоже, что на такое, ритуальное прощание с заставой он явно не настраивался. — Тебя это уже мало касается. Ты тут отсидишься себе на заставе…

— Что значит — «отсидишься», товарищ капитан?! — резко отреагировал Ордаш. — Какие ко мне могут быть претензии? Хотите остаться на заставе? Тогда в чем дело? Обратитесь к полковнику Удальцову, и я немедленно готов уступить вам это «теплое местечко» в обмен за место во фронтовом окопе. В отличие от вас, меня окопы не пугают.

— Знал бы, что это в его власти, обратился бы, — самым неожиданным образом огрызнулся Загревский.

— В таком случае полковник действительно прав: с присвоением вам звания капигана в штабе явно поторопились. Завтра я лично подтвержу правоту полковника в разговоре с ним.

— А я как политрук вынужден буду поддержать, — окончательно добил Загревского лейтенант Ласевич.

— Да пошли вы оба!.. — вновь огрызнулся Загревский, нервно взмахивая руками, и, оторвавшись от них, поспешил к воротам заставы.

С минуту лейтенанты шли молча, понимая, что негоже ссориться вот так, буквально за несколько часов до прощания с заставой.