Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914-1917). 1916 год. Сверхнапряжение - Олег Айрапетов

Уход Сазонова означал неизменность курса в польском вопросе. Но как раз это и не устраивало Алексеева – он хотел изменений. Своей позиции по польскому вопросу Алексеев не изменил. Если критика непрофессионализма Штюрмера в области внешней политики имела под собой основания, то далеко не она была причиной его конфликта с представительной властью. Уход Сазонова имел весьма важные последствия, так как он вызывал у начальника штаба Ставки уважение и доверие. Сазонов был незаменим, для того чтобы избегать неприятных ситуаций в отношениях с политическими представителями союзников. Алексеев, как, впрочем, и Николай II, недолюбливал дипломатов, и летом 1916 г. даже запретил сообщать военным представителям союзников информацию военного характера, если они не давали обещания не сообщать их своим послам. Особую неприязнь вызывал у генерала французский посол1.

Неудивительно, что центральной частью конфиденциального письма Д. Ллойд-Джорджа премьер-министру лорду Асквиту от 26 сентября 1916 г. было предложение организовать встречу начальника Имперского генерального штаба В. Робертсона с Алексеевым: «Что касается сэра Вилльяма Робертсона, то его положение у нас известно военным властям в России, а в настоящий момент они – единственные, кто имеет весв России. Бюрократы – это жалкие креатуры (курсив мой. – А. О.). Робертсон мог бы обсудить с генералом Алексеевым военные планы на будущий год. Важно, чтобы оба эти человека встретились… Восточные генералы, вероятно, концентрируют свое внимание исключительно на Востоке, и я не уверен в том, что западные генералы не склонны впасть в подобную же ошибку, чрезмерно ограничив свой кругозор теми странами, в которых оперируют их войска. Будет хорошо для обоих – то есть для генерала Робертсона и генерала Алексеева, если они обменяются мнениями, и решение, принятое этими двумя крупными полководцами, в результате такого обмена мнениями, по всей вероятности, может быть действительно решающим»2.

В оценках, данных Ллойд-Джорджем русскому правительству, слышатся удивительно знакомые интонации. В апреле 1916 г. была организована поездка делегации членов Государственной думы и Государственного совета по странам – союзницам России. Делегацию возглавил товарищ председателя Думы А. Д. Протопопов3. В центре внимания делегации, по словам П. Н. Милюкова, были вопросы, относящиеся «…к мобилизации общественного мнения и народной воли в союзных странах, поскольку она выражается в настроениях законодательных учреждений, во взглядах печати и различных общественных групп на все те вопросы, которые более всего интересуют союзников по отношению к нам и больше всего интересуют нас по отношению к союзникам»4. В какой-то степени это было правдой. «Составленная из членов, принадлежащих к различным партиям, включавшая тогдашних лидеров оппозиции и критиков правительства, – вспоминал сотрудник русского посольства в Лондоне, – как то Милюкова, Шингарева, – депутация имела целью подтвердить правительствам и общественному мнению главных союзных держав полную солидарность всех партий в деле доведения войны до конца»5.

25 апреля (8 мая) делегация прибыла в Великобританию. По программе, она должна была пробыть в королевстве две недели – были запланированы встречи с руководством страны, представителями общественности, посещение заводов и т. п.6 Члены делегации скандалили и ссорились и друг с другом, и с русским посольством, но все же не выносили сор из избы. В Англии, Шотландии и Уэльсе их встречали с помпой7. 9 мая членов представителей Государственного совета и Думы принял король Георг, который выступил перед ними с приветственной речью. С ответным словом выступил Протопопов. Вслед за этим последовали речи лорда Асквита и Вл. И. Гурко8. На следующий день их принял спикер палаты общин – в ответ на его приветственную речь последовали выступления Протопопова и Гурко, которые были встречены аплодисментами9. Они выступали, по словам рупора российских либералов, «от имени России и русского парламентаризма»10. Пребывание делегации в Великобритании, разумеется, не исчерпывалось протокольными мероприятиями.

В Англии Милюков встретился в Эдуардом Греем и, между прочим, затронул болгарский вопрос. Лидер кадетов высказал уверенность в том, что при первых неудачах Фердинанда Кобургского болгарский народ отвернется от своего царя, и предложил этим воспользоваться, чтобы вернуть Болгарию, по его словам, в «наш лагерь»11. Непонятно, что имелось в виду, так как в лагере Антанты Болгария никогда не находилась. Еще более непонятно, какие же неудачи постигли правительство Кобурга в июне 1916 г. Впрочем, даже в развернувшейся в сервильной кобургской прессе кампании по отрицанию славянской сущности болгарского народа Милюков сумел углядеть элементы процесса эмансипации сознания болгар12.

Интересно, что, отчитываясь о поездке делегации в Думе 19 июня (2 июля) 1916 г., лидер кадетов умолчал об этом своем открытии, но зато заявил, что Э. Грей заверил его в том, «…что вопрос о проливах в глазах наших союзников стоит на одной очереди с вопросом об Эльзас-Лотарингии для Франции»13. Умолчали думцы и о словах Грея о процессе над Сухомлиновым, сказанных Протопопову: «Ну и храброе же у вас правительство, раз оно решается во время войны судить за измену военного министра»14. Зато, естественно, Милюковым была отмечена возросшая популярность и значение среди союзников либеральной части Думы: «Может быть, некоторые из вас этому удивятся, но я должен сказать, что “Прогрессивному блоку” за границей верят. Там не только понимают важность “Прогрессивного блока”, не только понимают громадную значимость этой парламентской организации, но и на него переносят некоторые из тех упований, которые возлагали прежде на русскую оппозицию. И, господа, более, чем когда-нибудь, я, представитель русской оппозиции, вернувшись из-за границы, чувствую, что, давши этот кредит, я обязан его оправдать». «Но это вне ваших сил», – произнес присутствовавший при этом Н. Е. Марков15.

На самом деле, сил у либералов хватало, во всяком случае, для деструктивной критики. Аппарат для ее распространения находился в постоянной готовности. Это были созданные Земгором учреждения. Они, безусловно, вели полезную работу, но в ней постоянно присутствовала «.безудержная пропаганда, направленная к “углублению гражданского правосознания народных масс”, и особенно солдат»16. Одним из средств антиправительственной пропаганды часто становились санитарные поезда Земгора. Главный начальник военных снабжений Северо-Западного фронта даже отдал приказ о недопущении их в прифронтовую полосу17. Так, например, почти сразу же после приезда Шингарева с таким поездом на Юго-Западный фронт в августе 1916 г. среди офицеров пошли смутные слухи о каком-то монахе, влиявшем на болезнь царевича Алексея и на императора. В своем разговоре с сотрудниками фронтового госпиталя Шингарев говорил о том, насколько низко поставлено военное дело в России по сравнению с союзниками, и о том, что немцы, по сравнению с Западным фронтом, считают пребывание на русском фронте «детской забавой»18.

Как представляется, при весьма напряженных операциях на фронте, отсутствии ярких успехов после крайне тяжелой кампании 1915 г., подобного рода беседы носили явно не безобидный характер. Речи лидеров оппозиции не могли остаться незамеченными, особенно после отставки Сазонова. Тем не менее в качестве серьезной силы, несмотря на заявления Милюкова, их не воспринимали. Во всяком случае, в Лондоне. К этому необходимо добавить, что несостоявшаяся поездка Робертсона в Россию планировалась и как средство развеять недоверие русских военных кругов к Англии, и как средство успокоить британские политические круги, взволнованные уходом из правительства человека, ставшего чуть ли не символом верности союзникам. Теперь, после его ухода, по мнению того же Ллойд-Джорджа, в России оставалось лишь два человека, «чье слово имеет авторитет», – император и Алексеев19.