Выбор воина - Алексей Витковский

Чайки сидят на волнах. Быть погоде солнечной! Именно в такой день он мечтал вернуться домой. И такой день – сегодня! Савинов все смотрит, будто желая притянуть невидимую еще цель, ускорить бег лодей. Вода блещет за бортом бликами солнечного света. Ну же! Скорее!

Устье реки наконец открывается впереди, и из него бесшумным призраком выдвигается купеческий насад под ярким парусом…

Мы близко! Мы идем!

Раньше Сашка не бывал в этих местах. Но ему кажется, он знает каждый изгиб берега, каждый валун на нем. Вот уже длинный, стремительный корпус «Магуры» – ободритской снекки – втягивается в русло широкой реки. Мы идем! Мы идем с миром! Это наш дом…

Копыта снова грохочут по лесным тропам, и лес замирает, вслушиваясь в эту тревожную дробь. Что несут с собою люди на этот раз? Но в тяжком скоке коней слышна только радость скорой встречи. Вперед!

Ворон, чуя состояние всадницы, превосходит самого себя. Гридни отстают. Твёрд кричит ей:

– Ярина Богдановна, поберегитесь!

Но она не слушает его – ничего с ней не может случиться сегодня! Ни с ней, ни с ребенком, которого она носит под сердцем. Стремительно улетает назад земля. Кусты и деревья сливаются в темно-зеленые полосы. Неизменными остаются только небо, ветер в волосах да просвет впереди. Вот он расширяется: тропа ручьем втекает во вьющуюся вдоль реки дорогу. И уже видны над вершинами леса маковки теремов Ладоги и серо-голубая громада сторожевой башни детинца.

Ветер несет навстречу запахи дыма и человеческого жилья. «Скорее!» Но, вопреки своему стремлению, Ярина чуть сдерживает коня. Гридни наконец настигают ее, и кони их идут вровень с Вороном – голова к голове.

Вот уже и посад! Кони замедляют бег. По городу так не поскачешь – многолюдно! Ладожане спешат по своим делам, но всадников пропускают: кто же не знает посадниковых гридней! Люди степенно освобождают дорогу. Милости просим! Проезжайте!

Ворон красуется, приплясывая, изгибает шею. Ярина похлопывает его рукой. «Красавец!» Пристань встречает всадников гулом и суетой. Торг. Все как обычно…

Народищу-то на пристани!

Сашка подскочил к борту, до боли в глазах вглядываясь в людское море.

«Где она? Неужели не придет?»

«Медведь» идет впереди, следом – «Магура».

«Да где же она?»

Группа всадников посреди толпы. Один из коней – черный как смоль. Ворон! А на нем… Она! Так же, как и сам Сашка, прикрывая ладошкой глаза от солнца, смотрит на корабли. Ему захотелось ринуться за борт и побежать прямо по сверкающим волнам, ей навстречу.

«Здесь я!» Сашка выхватил меч из ножен и поднял вверх, ловя острием солнечный блик.

Знакомый парус! Ярина помнила, как Александр кисточкой малевал на листе добротной синской[111]бумаги оружного зверя, стоящего на задних лапах, и говорил, что это называется «эскиз». А потом мастера переносили этот рисунок на беленую холстину паруса…

Знакомый зверь приближался. Ветрило шло волнами, и казалось, будто медведь шевелится, приветственно поднимая оружие. А потом под самым парусом что-то вспыхнуло.

– Он!

Ярина, не долго думая, послала коня вперед…

Лодья толкнулась бортом в бревна пристани. Кто-то побежал крепить-заводить концы. А воин без кольчуги со светло-русым чубом на бритой голове уже перемахнул через борт. И Ярина прямо с седла бросилась к нему в объятия…

Он поймал ее нежно и осторожно, прижал к себе, стараясь делать это не слишком крепко, чтобы не повредить тому, кто внутри. Поцеловал яркие губы, утонув в ее родном свежем запахе. Голова закружилась, но Сашка стоял крепко. Как же! Ведь он держит на руках сразу двоих!

Руки Ярины обвили его шею. Народ вокруг поощрительно вопил и смеялся.

– Любо! Любо! Целуй еще!

И Ворон толкал Сашку мордой в плечо и приветливо ржал, будто требуя: «А меня?»

Кика сбилась набок, но Яринка даже и не думала поправлять ее. Савинов поцеловал выбившуюся из-под убора рыжую прядь. А Ярина прошептала ему на ухо:

– Я знаю, как мы назовем сына!

Сашка чуть отстранил ее от себя и вопросительно посмотрел в счастливые зеленые глаза.

– И как же?

Она улыбнулась и шутливо нахмурила брови.

– Ты только не спорь! Мы назовем его Храбром!

«Моя жена – колдунья, – подумал Савинов, – иначе откуда она может знать, что именно так хочу назвать его я? Вроде и не говорил никому…»

Две змеи заклятые к векам присосутся

И за мной потянутся черной полосой,

По горам над реками города займутся

И година лютая будет мне сестрой.

Алексей Толстой

Черный, густой дым пожара поднимался над высоким берегом Семи.[112]Горели дворы и амбары, жарким пламенем полыхала пристань и пара насадов, что не успели уйти.

Печенеги нагрянули неожиданно. Здесь в глубине земли северян[113]их никто не ждал. Оно конечно – и здесь степь под боком. Случалось, набегут вороги, пограбят, и ищи ветра в поле. Но то все были малые ватаги, не больше полусотни всадников. В городах, изобильно разбросанных по всей северской земле, их могли не бояться. Ударит набат, соберется рать, да и князь или посадник с дружиною всегда рядом. Отобьют находников. Те обычно и пожечь мало чего успевали, хватали побыстрее – что ближе да плохо лежит – и ходу. И грабили-то все больше по Пселу да Суле и верховьям Семи. Редко когда отваживались до Курска добежать. А сейчас…

Путивль – градец малый. Еще не так давно и вовсе вервью считался. Даже крепости путной в нем нету. Так, на черный день – вал да частокол, чтобы люду было куда от напасти прятаться. А посад – без тына, открытый. Вот он-то сейчас и горел. Шибко горел – погода все дни стояла жаркая…

На опушке леса, что подступал, спускаясь с полночных холмов, к полям, окружавшим градец, тихо ржанул конь. Маленькая группа всадников в бронях смотрела вниз на горящий посад и мечущиеся в дыму фигурки всадников. Степняки старались грабить быстрее, чем огонь, пожирающий деревянные кровли домов. Криков оттуда почти не слышно. Народ успел-таки запереться в крепостце на высоком мысу. Печенеги же пока туда не рвались. Все равно местным деваться некуда! Пусть дожидаются за оградой своей очереди, заодно и целее будут! Полоняники нынче на торгах у ромеев немало стоят…