Кругом измена, трусость и обман. Подлинная история отречения Николая II - Петр Мультатули

О том, что Государь при своём прибытии в Могилёв ещё ничего не знал о «манифесте» Великого Князя, видно из воспоминаний А. А. Мордвинова, который писал, что ещё 4 марта «весть об отказе Михаила Александровича принять власть до учредительного собрания к нам тогда ещё не дошла». Об этом узнали только 5 марта утром.

Похоже, что именно с этой целью — скрыть от Государя происходящие события — в Могилёве была полностью сохранена обстановка Ставки до отбытия из неё Императора Николая II.

По дороге в Могилёв, в Орше, в императорский поезд вошёл Н. А. Базили и был принят Государем. Цель прибытия одного из главных действующих лиц переворота, до сих пор не понятна. Как вспоминал А. А. Мордвинов, Н. А. Базили приехал по поручению. генерала М. В. Алексеева «с портфелем каких-то срочных бумаг для доклада Его Величеству в пути. Что это были за бумаги, я не помню, хотя Базили о них и упоминал: кажется, они касались уведомления о случившемся. Помню только, что он говорил о своём участии в составлении манифеста об отречении и, кажется, сообщил, что манифест этот, по просьбе Родзянки, пока решено не опубликовывать».

Когда Государь вечером 3 марта прибыл в Могилёв, он был встречен со всеми подобающими почестями. Встречать Государя на платформу кроме чинов Ставки прибыли все иностранные представители в полном составе миссий.

Генерал Д. Н. Дубенский вспоминал: «Дежурили полевые жандармы, сидели офицеры за столами, стучал телеграфный аппарат. На маленькой площади у дворца из старинной ратуши, в круглом садике стояли посты дворцовой полиции, а у подъезда Государя в дублёных тулупах находились по-прежнему часовые георгиевского батальона. Могилёв тих, малолюден и спокоен, как всегда. В царских комнатах долго, долго светился свет. Точно ничего не случилось, точно то, что я видел, что всё мы пережили, был сон».

Кроме того, Государь продолжал находиться в полной информационной блокаде. А. А. Мордвинов свидетельствует: «Что делалось в Петрограде и остальной России — мы не знали: утренних агентских телеграмм больше уже не представляли».

Руководство Ставки объясняло это «заботой» о Государе, так как в этих телеграммах Государя якобы постоянно оскорбляли. Однако генерал Н. М. Тихменёв отмечает, что по его приказу депеши, несмотря на всю содержащуюся в них ругань, передавали каждое утро дворцовому коменданту В. Н. Воейкову для Государя. Но Государь этих депеш не получал. Не вызывает сомнений, что от монарха пытались скрыть манипуляции с манифестами.

4 марта 1917 г. в Могилёве состоялся последний доклад Императору Николаю II о положении дел на фронте. Делавший доклад генерал М. В. Алексеев заметно волновался, но под влиянием вопросов Императора Николая II, его замечаний и указаний стал докладывать как обычно.

4 марта в Могилёв для встречи с Государем прибыла Вдовствующая Императрица Мария Феодоровна. Недавно обнаруженный дневник Вдовствующей Императрицы, написанный на датском языке, переведённый и опубликованный несколько лет тому назад в России, вызывает много вопросов. К слову сказать, сомнения в полной подлинности имеются по многим документам, касающимся Императора Николая II и его семьи. Но даже если дневник Вдовствующей Императрицы подлинный и правильно переведённый, то было бы в корне неверно считать, что все мысли его составителя, изложенные в дневниковых записях, отражают его подлинные мысли. Нужно помнить, что дневники государственных деятелей, особенно дневники царствующих особ, отличаются от дневника институтки, актёра или домохозяйки. Последние могут писать в своих дневниках все, что им вздумается, мало заботясь о последствиях своих записей, так как они, эти записи, предназначены почти исключительно только для самих же авторов. Когда же речь идёт о дневнике монаршей особы, то такой дневник рано или поздно становится достоянием всей страны, а одна скопированная запись из такого дневника может привести к самым тяжёлым внешнеполитическим последствиям. Поэтому дневники царей и цариц, даже великих князей, являлись не отображением на бумаге своих личных впечатлений и переживаний, а строгой констатаций происшедших за день событий. Более того, иногда в дневник заносили сведения, сознательно дезинформирующего характера, так как августейший автор дневника прекрасно понимал, что его дневник может быть прочитан, и прочитан недругом. Поэтому зачастую в дневнике использовались термины, известные только автору дневника. Например, Император Николай II часто использовал в своём дневнике слово «читать». Причём «читал» Государь иногда с середины дня и глубоко за полночь. До сих пор приходится встречаться с безграмотными возмущёнными репликами, что вот, мол, царь-то романы почитывал, вместо того, чтобы государственными делами заниматься. Между тем на лексиконе Государя слово «читать» означало именно работать с государственными бумагами. Засекреченность, иносказательность, а то и прямая дезинформация, несомненно, применялась царской семьёй в тревожный страшный период марта 1917 — июля 1918 гг.

В этом ключе следует, на наш взгляд, читать дневниковую запись Вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны от 4/17 марта 1917 г. Вдовствующая Государыня писала: «В 12 часов прибыли в Ставку, в Могилев, в страшную стужу и ураган. Дорогой Ники встретил меня на станции, мы отправились вместе в его дом, где был накрыт обед вместе со всеми. […] После обеда бедный Ники рассказал обо всех трагических событиях, случившихся за два дня. Он открыл мне свое кровоточащее сердце, мы оба плакали. Сначала пришла телеграмма от Родзянко, в которой говорилось, что он должен взять ситуацию с Думой в свои руки, чтобы поддержать порядок и остановить революцию; затем — чтобы спасти страну — предложил образовать новое правительство и… отречься от престола в пользу своего сына (невероятно!). Но Ники, естественно, не мог расстаться со своим сыном и передал трон Мише! Все генералы телеграфировали ему и советовали то же самое, и он наконец сдался и подписал манифест. Ники был невероятно спокоен и величествен в этом ужасно унизительном положении. Меня как будто ударили по голове, я ничего не могу понять! Возвратилась в 4 часа, разговаривали. Хорошо бы уехать в Крым. Настоящая подлость только ради захвата власти. Мы попрощались. Он настоящий рыцарь».

Из этой записи мы видим, что она является «классическим образцом» общепринятой версии. Ничего секретного, того, что нужно было бы скрывать от окружающих, в этой записи нет. Все и так знали, что Родзянко прислал Государю телеграмму с просьбой об отречении и что Государь не захотел расставаться со своим сыном и отрёкся в пользу своего брата. Императрице Марии Феодоровне совершенно незачем было скрывать свой разговор с сыном, если бы он был таким, каким он изложен в её дневнике.

Но вот что вспоминал присутствующий при последней встречи Государя со своей матушкой Великий Князь Александр Михайлович: «По приезде в Могилёв, поезд наш поставили на „императорском пути“, откуда Государь обычно направлялся в столицу. Через минуту к станции подъехал автомобиль Ники. Он медленно прошёл к платформе, поздоровался с двумя казаками конвоя, стоявшими у входа в вагон его матери, и вошёл. Он был бледен, но ничто другое в его внешности не говорило о том, что он был автором этого ужасного манифеста. Государь остался наедине с матерью в течение двух часов. Вдовствующая Императрица никогда мне потом не рассказала, о чём они говорили».