«Афганистан, мой путь…» Воспоминания офицера пограничной разведки. Трагическое и смешное рядом - Юрий Николаевич Матроскин

Виктора, который, хотя и был надежным товарищем, но «страдал» прижимистостью, сказанное не вызвало у меня сомнений. А «народ» торопит: «Ну что, неси», на что я потребовал натопить баню. Сам же поехал к начальнику отдела ХАД подполковнику Ханмамаду (с которым мы были хорошими знакомыми), чтобы пообщаться, уточнить оперативную обстановку, а заодно прояснить происхождение и назначение «пивного клада».

Ханмамад рассказал, что в Нанабаде недавно находилась опергруппа 5-го управления (борьба с политическим бандитизмом) МГБ ДРА, сотрудники которой ведут работу по «вытаскиванию» ПЗРК «Стингер» из банд. Зная, что им придется взаимодействовать с советскими офицерами-разведчиками и командованием нашей «точки», старший группы по восточным обычаям для налаживания отношений и привез эту упаковку пива. Поскольку выяснилось, что пиво не являлось единоличной собственностью Виктора Мель-ва и на него мог претендовать, как минимум, начальник «загранточки», то вечером с чистой совестью оно было выставлено мною перед коллективом офицеров и прапорщиков в бане. При этом для «очистки совести» специально упомянул, что делаю это по согласованию с Виктором, что «народ» встретил мои слова с ревом восторга и благодарности Виктору, ну и мне немножко.

Тогда-то я и узнал, что такое хорошее пиво: приятный «бархатный» вкус распространял блаженство по организму и оно не пыталось «вернуться обратно». Вечер прошел на мажорной ноте: хорошая парилка, ужин и пиво скрасили нашу унылую жизнь на «точке». К моему удивлению, когда я попытался встать из-за стола, то мои ноги оказались «ватными» при абсолютно ясной голове (и это от одной-то банки).

Естественно, Виктор расценил мою «щедрость, не знавшую границ» как «свинство» и был в бешенстве, о чем мне стало известно несколько позже от Артура Гиб-на, с которым тот возвращался на загранобъект для приема-передачи ему своего участка оперативной деятельности в связи с переводом на другой участок. Артур, обладая хорошо развитым чувством юмора и артистизмом, очень живописно описал реакцию Виктора на отсутствие пива.

Еще в аэропорту Пянджа Виктор, будучи в хорошем настроении, сказал: «Артурчик, сейчас прилетим на «точку» — там у меня пиво «закорковано». По баночке жахнем и будем «балдеть». По прилету на «точку» процесс сдачи-приема участка повторился по той же схеме: сунув в руку Виктору ключи, я вскочил в «борт» и был таков. Высокий, плотный, энергичный здоровяк Витя, войдя в комнату, толчком плеча сбросил на кровать свой рюкзак и, опустившись на колени перед кроватью, повернулся к Артуру и, подняв указательный палец руки, произнес: «Сейчас!» Затем, засунув под кровать руку, попытался на ощупь достать коробку с пивом и, не глядя, стал шарить под кроватью. Затем на его лице появилось недоумение, у него вырвалось: «Не понял! Не понял?!» Артур со смехом рассказывал: «Я смотрю, Витя «занырнул» под кровать и виден только его огромный зад, который двигается сначала в одну сторону, в другую. А затем раздался дикий крик «раненого медведя»: «Где он? Я убью его!» Услышав этот рев, «народ», облизнувшись от воспоминаний вкуса пива, понял, что Витя обнаружил пропажу. После этого Виктор неделю названивал по аппарату ЗАС в разведотдел, требуя меня к телефону, от чего я благоразумно уклонялся в ожидании, когда он «остынет», ибо телефонная трубка могла взорваться прямо возле моего уха.

Самым опасным для меня было возвращение Виктора в отдел. Тем не менее я, считая себя правым, решил стойко и мужественно встретить все «невзгоды» нашего предстоящего общения с ним и обещанную мне смерть лицом к лицу. Он появился неожиданно и, встретив меня в коридоре отдела, тут же, подойдя ко мне вплотную и оттеснив в угол, резко припер меня своим достаточно плотным «животиком» к стене и зловеще произнес: «Ну что, где мое пиво? Отвечай, или я тебя сейчас придушу». Моя апелляция к тому, что оно было предназначено не только ему, но и другим офицерам «точки» и «народ» был очень благодарен ему за «выставление» пива, его душу не растрогала. Не было учтено и «смягчающее» обстоятельство — оставленная ему в утешение банка пива под кроватью. К счастью, в конечном счете моего «смертоубийства» тогда не случилось, но Витя высказал все, что он думал по этому поводу, а потом еще долго приветствовал меня вопросом: «Где мое пиво?», а затем в шутку заталкивал меня в угол кабинета и «бодал» что есть силы своим животом (при моем весе в 60 кг «вместе с ботинками» и его весьма приличном росте с 100 кг «живого веса» это походило на встречу ягненка с матерым «волчарой» из известной басни А. А. Крылова). Злиться он перестал, но моего «свинства» так мне и не простил (впрочем, на службе это не сказалось). К глубокому сожалению, несколько лет назад Витя Мель-в ушел из этого мира. В моей памяти он остается молодым, веселым и жизнерадостным, а мое «пивное свинство» вместо улыбки вызывает тихую грусть.

Коль уж был затронут весьма популярный среди офицеров и прапорщиков «загранточек» приказ КГБ СССР, в шутку прозванный в народе «Приказом о случке», то об этом необходимо рассказать более подробно. Дело в том, что многие пограничники, проходя службу в КСАПО, общей сложностью по несколько лет провели в Афганистане. Это не самым лучшим образом сказывалось на психологической атмосфере в их семьях: постоянное «дыхание» близкой войны через речку, канонады боев и периодическая гибель и ранения пограничников приводило к тому, что наши жены во время боевых операций с ужасом вздрагивали от каждого звонка в дверь, опасаясь самого страшного известия. И к этому чувству привыкнуть было невозможно и им было важно почувствовать хотя бы на время своего любимого мужчину рядом, убедиться, что он цел и невредим. Да и от решения семейных и бытовых вопросов их никто не освобождал. Однако интересы службы, а порой и «забывчивость» командиров и начальников делала эти встречи весьма редкими. Получалось: муж почти что рядом — «за речкой» в каких-то порой 10–15 км от своего дома, а жена его видит раз в три-четыре месяца. Тогда то председатель КГБ СССР для «излечения» военачальников от «забывчивости» своим приказом обязал их предоставлять каждому офицеру и прапорщику, семьи которых проживали в погранотряде, ежемесячно четыре выходных дня отдыха с выездом в Союз. Тем не менее и после этого были «сбои» — приказ не действовал при подготовке и проведении операций, которые могли следовать одна за другой. К тому же некоторые командиры и начальники продолжали страдать «девичьей» памятью, считая предоставление выходных дней подчиненному своей привилегией, а не обязанностью. И тогда вместо нерешительного мужа на защиту прав семьи вставала грудью женщина. Примером тому произошедший в 117-м Московском погранотряде следующий забавный