Укрощение королевы - Филиппа Грегори

Я молюсь за него, я боюсь того, что ему постоянно угрожает опасность. Кораблям Томаса велено отвезти его брата Эдварда в Булонь вместе со свежими силами, и я провела долгую бессонную ночь, представляя себе, как Томас нападает на французский флот, подставляясь под выстрелы береговых пушек, чтобы очистить моря ради безопасности своего брата. На следующее утро я спускаюсь бледной, чтобы проводить Эдварда Сеймура. Он отправляется во главе своих людей в Портсмут, где они сядут на корабль.

– Бог в помощь, – говорю я ему с тоской. Я не могу отправить с ним письма Томасу; не могу говорить о нем даже его собственному брату. – Я помолюсь за вас и вашу кампанию. Желаю вам всего самого хорошего.

Эдвард кланяется, затем поворачивается и целует на прощание жену Анну, а потом садится на лошадь. Он прогоняет ее по двору, рассылая нам всем прощальные приветы, как легендарный герой на портрете, и отправляется по размокшим дорогам в сторону Портсмута, к неспокойным морям, во Францию.

* * *

Мы ждем новостей из Булони долгие несколько недель. Мы узнаем, что они безопасно высадились и готовятся к столкновению с французскими войсками. Мы балансируем на грани войны. Эдвард готовится командовать с суши, Томас – поддерживать с моря, но король решает, что не готов воевать с Францией, и приказывает им вернуться назад. Он приказывает Джону Дадли и Эдварду Сеймуру встретиться с посланцами французской короны и заключить мирное соглашение.

Я не думаю о малых силах английских солдат, пытающихся удержать Булонь. Я даже не думаю о флоте на темных водах с мощными весенними приливами. В моем уме бьется только одна мысль: всемилостивый Господь ответил на мои молитвы и спас Томаса, Бог любит его за безудержную отвагу. Господь спас его потому, что я молилась за него всем своим сердцем, всей своей грешной душою. И я иду в часовню и смотрю на распятие, благодаря Всевышнего за мир и за то, что мы избежали столько смертей и что Томас снова уцелел.

Дворец Уайтхолл, Лондон

Весна 1546 года

Я сижу за столом, обложившись книгами. На кончике моего пера подсыхают чернила, а я стараюсь подобрать правильные слова, чтобы объяснить концепцию повиновения Господу, что является основой долга женщины, возложенного на нее Богом. Вдруг в комнату входит принцесса Мария и кланяется мне. Фрейлины тут же поднимают на нас глаза. У каждой перед глазами лежит книга или рукопись – зрелище, достойное кисти художника, задумавшего написать группу праведников за трудами. Мы все обратили внимание на мрачное лицо принцессы и на то, как она тихо подходит к моему столу и тихо шепчет:

– Могу ли я поговорить с вами, Ваше Величество?

– Конечно, принцесса, – отвечаю я официально. – Не желаете ли присесть?

Она берет стул и придвигает его ближе к моему, чтобы, наклонившись ко мне, можно было разговаривать почти неслышно для остальных. Нэн, всегда готовая защитить меня от неприятностей, говорит:

– Принцесса Елизавета, почему бы вам не почитать вслух?

И Елизавета идет к лекторию, кладет на него свою книгу и начинает читать текст на латыни и свой перевод на английский.

Я замечаю, как Мария быстро улыбается своей умненькой младшей сестре, затем поворачивается ко мне, и лицо ее снова становится мрачным.

– Вы знали о том, что отец собирается выдать меня замуж? – спрашивает она.

– Да, только он был не готов к конкретным действиям, – отвечаю я. – Он как-то говорил со мной о том, что может выдать вас замуж. Кого он выбрал?

– Я думала, вы знаете. Я должна выйти замуж за сына Выборщика.

– Кого? – Я в полном недоумении.

– За Отто Генриха, – поясняет она. – Его Величество желает создать союз с Германией против Франции. Я была очень удивлена, но, похоже, он решил объединиться с немецкими лютеранами против Испании в том числе. Меня выдадут замуж за лютеранина и отправят в Нойбург. Англия станет лютеранской, или по меньшей мере подвергнется серьезным реформам.

Мария видит мое искреннее удивление.

– Мне казалось, Вашему Величеству близки такие перемены, – осторожно поясняет она. – Я думала, вы будете рады.

– Возможно, я и была бы рада реформации в англиканской церкви и союзу с немецкими принцами, но я потрясена тем, что вы отправитесь в Баварию. В страну, где грянет религиозная революция, если ваш отец вступит в союз с императором… О чем он думает? Он отправляет вас прямо навстречу опасности, где вы встанете на пути вторжения вашего же народа, испанцев!

– Как я поняла, от меня потребуется принять вероисповедание мужа, – тихо добавляет Мария. – Никто не собирается защищать мое вероисповедание, веру моей матери. Вы же знаете, что я не могу ее предать. Я не знаю, что делать.

Это противоречит традициям, равно как и нарушает этикет по отношению к принцессе, ее вере и ее церкви. Жены должны растить детей в вероисповедании мужей, но им всегда позволялось сохранить свою веру.

– Король требует, чтобы вы стали лютеранкой? Приняли протестантство?

Ее рука упала в карман ее платья, где, я знаю, принцесса хранит четки ее матери. Я представляю, как она перебирает бусины и распятие, бережно вырезанное из коралла.

– Ваше Величество, леди мать, вы не знали об этом?

– Нет, моя дорогая. Он говорил о вашем браке как об одной из идей, не больше. Я не знала, что он зашел так далеко.

– Он собирается назвать это Христианской лигой, – говорит она. – И станет ее главой.

– Мне так жаль, – шепчу я.

– Вы знали, что мне угрожали смертью, если я не признаю своего отца Верховным Главой Церкви? – шепчет она. – Томас Говард, старый герцог, сказал, что разобьет мою голову о стену и сделает ее мягкой, словно печеное яблоко. Они укрощали меня так, как если бы били плетью. Сам Папа прислал мне записку, говоря, что я могу поступиться убеждениями и что он меня прощает. Тогда я подвела свою мать, предала ее веру. Я не могу сделать этого снова.

Не говоря ни слова, я беру ее руки и крепко сжимаю.

– Вы можете что-нибудь сделать, Екатерина? – шепчет Мария, обращаясь ко мне как к другу.

– Чего вы хотите?

– Спасите меня.

Я замолкаю.

– Я поговорю с ним, сделаю все, что в моих силах. Но вы сама знаете…

Она кивает, она все знает сама.

– Знаю. Но прошу вас, скажите ему. Замолвите за меня слово.

* * *

В тот день наша проповедь посвящена тщете войны. Это воодушевляющее послание читал один из лондонских проповедников. Он говорил, что все христиане должны жить в мире, как бы они ни предпочитали чтить Господа, – Он един для всех нас. Евреев тоже не следует преследовать, потому что их Бог – это наш Бог, хоть мы и считаем, что лучше его понимаем. Он напоминает нам, что наш Спаситель родился у женщины-иудейки, то есть родился евреем. Даже мусульман, погрязших во мраке невежества, следует оставить в покое, потому что и они признают Бога Библии.