Главный противник. Тайная история последних лет противостояния ЦРУ и КГБ - Джеймс Райзен

Даунинг всеми силами старался вывести резидентуру из этого состояния депрессии, но и он начинал задаваться вопросом: в чем дело, что идет не так? Даунингу было приказано перевести резидентуру в режим круглосуточной повышенной готовности. В помещении резидентуры постоянно должен был кто-то находиться просто для того, чтобы исключить проникновение посторонних. Даунинг и два других работника резидентуры договорились между собой, что по очереди будут спать в помещении офиса, и защищенная зона, таким образом, ни на минуту не будет без присмотра. Эту изнурительную обязанность он возложил на тех, чья маскировка настолько «износилась», что КГБ, скорее всего, уже расшифровал их как работников ЦРУ. Теперь то, что некоторые из них не ходили ночевать домой, уже не могло скомпрометировать их как шпионов.

Но даже эти меры предосторожности казались недостаточными. Вскоре из Лэнгли пришел приказ: все документы, всю мебель, все тайниковые контейнеры и всю технику, находившуюся в рабочей зоне ЦРУ, отправить в США для исследования. Какой-то период времени, пока ЦРУ пыталось определить, пускали ли морские пехотинцы русских в режимную зону, в московской резидентуре оставались только голые стены.

Тщательное изучение мер безопасности в Москве показало, что КГБ ни при каких обстоятельствах не мог проникнуть внутрь. Главная дверь с комбинационным замком была типа той, что имеют сейфовые комнаты в банках. За ней было еще две двери с цифровыми замками. Морские пехотинцы комбинаций к этим замкам не знали. Кроме того, замки дверей были оборудованы специальными счетчиками, фиксировавшими каждое вскрытие помещения. Показания счетчиков каждый раз записывались в специальном журнале. Точно так же записывались показания замков на сейфах. Правда, как выяснилось, эти счетчики иногда ошибались, но не настолько часто, чтобы навести на мысль о негласном проникновении КГБ в эти помещения.

Более того, в помещении резидентуры ЦРУ была установлена видеокамера, которая непрерывно записывала все происходящее. Просмотр многочасовых видеозаписей не выявил присутствия посторонних. Правда, как и в случае со счетчиками замков, здесь были технические сбои — камера иногда выключалась, но эти промежутки были сочтены незначительными. В конечном счете руководство ЦРУ отвергло мысль о том, что морские пехотинцы позволяли КГБ проникать в помещения московской резидентуры.

В конце концов шпионский скандал с морскими пехотинцами утих. Уголовное дело, в ходе которого военно-морским флотом и другими ведомствами были допущены многочисленные процессуальные нарушения, зашло в тупик. Установить, в чем конкретно выражалось сотрудничество Лоунтри и Брэйси с КГБ, не удалось, и не исключалось, что вся история была с самого начала раздута до масштабов истерики. Однако весной 1987 года, когда Джек Даунинг пытался оживить московскую резидентуру, это было его еще одной большой головной болью.

И вот как раз в тот момент, когда он пытался повернуть фортуну к себе лицом, появился этот молодой русский, предлагавший ему возможность заглянуть в сценарий своего противника.

Доложив в Лэнгли о новом потенциальном агенте в КГБ, Даунинг стал скрупулезно выполнять данные ему русским инструкции. Каждую пятницу он с женой пунктуально отправлялся ужинать в один из указанных ему ресторанов (к сожалению, этот список не включал излюбленные места Даунинга) и каждый раз оставлял в незапертой машине свой портфель, в котором было письмо для русского с конкретными вопросами о работе КГБ.

Вскоре от русского были получены сведения, от которых голова пошла кругом. Он сообщил, что получил доступ к сведениям о новой контрразведывательной кампании, планируемой Вторым главным управлением с целью дальнейшего противодействия деятельности московской резидентуры. В течение предстоящих нескольких месяцев Второй главк планировал осуществить серию подстав своей агентуры, чтобы загрузить американцев проблемой проверки надежности этих «добровольцев» так, чтобы у них не оставалось сил на работу с настоящими шпионами, которые могут действительно предложить им свои услуги. Это будут инициативники, подобранные из различных правительственных учреждений, которые, как было известно КГБ, представляли интерес для американцев. КГБ менял правила игры в Москве, становясь более агрессивным и изощренным.

Вскоре «доброволец» «Красной стрелы» передал Даунингу установочные данные по крайней мере на четырех таких агентов КГБ, намеченных для подставы американцам. Эти подсадные утки должны были с точностью часового механизма выйти на американцев в течение предстоящих четырех месяцев с предложением информации. Теперь Даунинг считал, что он проник в планы КГБ, и надеялся, что сможет отличить настоящих инициативников от подосланных провокаторов.

Офицер КГБ также передал список арестованных с 1985 года американских агентов с указанием, кто из них был казнен. Другие источники тоже сообщали об аресте разоблаченных агентов, но новый источник Даунинга дал конкретные сведения о масштабах провала. Лэнгли никогда не информировал Даунинга о числе потерянных источников. И он был потрясен, получив подготовленный его источником список. Вскоре этому информатору присвоили криптоним «Пролог».

Лэнгли, штат Виргиния. Май 1987 года

Бэртон разделял энтузиазм Джека Даунинга в отношении неожиданного появления «Пролога». С первых дней работы в советском отделе, борясь с энглтоновской паранойей относительно «добровольцев», инициативно предлагающих свои услуги, Гербер выработал твердые правила, ставшие стандартом ЦРУ. КГБ не доверял своим людям настолько, чтобы позволить своему офицеру, имеющему доступ к важной информации, играть роль двойного агента с американцами. Какие могут быть гарантии того, что он и в самом деле не перебежит на ту сторону? Кроме того, Советы знали, что ЦРУ и ФБР поверят в искренность советского «добровольца» только в том случае, если он передаст важную секретную информацию. И КГБ никогда не шел на то, чтобы передать достаточно много секретов, которые убедили бы американцев в надежности такого агента. Таким образом, по теории Гербера, кадровый офицер КГБ, предлагающий свои услуги, не мог быть подставой. Почему «Пролог» будет исключением из этого правила?

Однако постепенно в руководстве советского отдела стали возникать дискуссии относительно «Пролога». Этот человек из Второго главка появился в исключительно подходящий момент, когда ЦРУ отчаянно нуждалось в новых источниках в Москве. И он предлагал информацию, которая должна была соблазнить ЦРУ. Не слишком ли это было хорошо, чтобы быть правдой?

Два самых закоренелых скептика в советском отделе — Гербер и Редмонд — ломали голову, как понимать «Пролога». Бежавший в 1985 году в Москву Эдвард Ли Ховард, конечно, рассказал о том, что Гербер считал непреложным правилом. Может быть, теперь КГБ обращал против него его же собственную логику?

Было еще слишком рано делать вывод. Гербер и Редмонд понимали, что установить искренность «Пролога» можно, только поработав с ним некоторое время. Пол Редмонд всегда считал, что практическая разведывательная отдача является лучшим критерием для определения надежности агента. Если «Пролог» станет передавать секреты, на разглашение которых КГБ никогда не пойдет, тогда самый большой скептик в советском отделе — Пол Редмонд — будет убежден.