Двери в полночь - Дина Оттом

— А я… Я даже не знаю, будут ли у меня дети! — До меня вдруг дошло, и я обернулась к эмпату: — Вел, а правда, у оборотней бывают дети? Как там мировая эзотерическая история говорит?

Вел поправила очки пухлым пальцем:

— Эзотерика тут ни при чем…

— …зоология?

— …тоже ни при чем. Чирик, — она глянула на меня из-под бровей, — никто не помешает тебе найти хорошего мужчину и родить от него хороших нормальных людей! Детей то есть…

— Да нет, — я прикусила губу, — именно что «людей». Родить от него хороших нормальных людей. И объяснять им потом, почему мама не стареет? И мужу заодно вешать лапшу на уши на тему, где жена пропадает ночами? Так?

Взгляд Вел был полон сочувствия.

— Чего тебя вечно на душетрепательные темы пробирает на работе, а? — тихо спросила она, вытаскивая сигареты и закуривая вторую.

— Не знаю, — я горько усмехнулась и, зажав зубами фильтр, поднесла огонек к кончику своего «Парламента», — наверное, я просто истеричный подросток.

Вдалеке появилась массивная фигура Михалыча. После того случая Внизу, когда он чуть не набросился на меня за «святотатство», да и вообще после того, как оказалось, что Доминик усиленно промывал медведю мозг, оборотень стал каким-то стеснительным, как будто постоянно чувствовал себя неловко, а рядом со мной и вовсе каменел. Когда перед тобой неловко топчется «шкаф» примерно два на два метра, с трудом выдавливая из себя попытки завязать разговор, — это как-то странно. К тому же его вины в этом не было, иначе Шеф не подпустил бы его к дальнейшим дежурствам. Однако Михалыч все равно чувствовал свою вину.

Мы попытались о чем-то поговорить, но беседа не клеилась, и вскоре он отошел в сторону, чтобы не мешать нам с Вел.

— Тяжелый случай, — я покачала головой, — мне его даже жаль.

— Мне его тоже жаль было, — Вел попыталась размотать наушники, запутала их еще больше и тихо выругалась, — когда на него Оскар орал.

Я чуть не выронила сигарету изо рта.

— Оскар что?

— Орал. После нападения на тебя. А потом пришел АлеДми, — Вел сделала эффектную паузу, подняв на меня взгляд, — и вот тут мне стало еще жальче. Он не кричал, но я думала, наш медведь сознание потеряет.

Я пару раз моргнула, переваривая полученную информацию.

— А ты-то это все откуда знаешь?

Эмпат ухмыльнулась озорной улыбкой:

— У меня везде глаза и уши.

Прошло уже, наверное, минут двадцать, и заходить было самое время. Я уже почти начала нервничать, когда от черного хода Института наконец отделились три фигуры. Одна из них, поджарая и невысокая, определенно принадлежала Черту. Вторая, по-видимому, была Катариной. А вот кто был третий? Кто-то немного выше ее, судя по всему, мужчина. Пару секунд он постоял рядом, а потом вернулся в Институт. И он стоял не просто рядом, а настолько близко, что любой вампир давно свернул бы ему шею за вторжение в личное пространство.

— Кто это там? — Я кивнула Вел, но прежде, чем она успела ответить, к нам подбежал Черт, потирая замерзшие руки. За пару шагов от него показалась Катарина.

— Ну что, — капитан оглядел присутствующих и ободряюще улыбнулся, — вперед!

Прошло уже очень много времени с тех пор, как я впервые спускалась в Нижний Город. Со мной был Шеф, и я познакомилась с группой, еще не зная, что буду в ней работать. Я не верила в то, что происходит, и идея впрыгнуть в Александрийский столб казалась мне на удивление абсурдной.

Сейчас я с ощущением легкого возбуждения ждала, когда настанет мой черед. Наверное, то же чувствует гонщик, пролежавший несколько месяцев в больнице и получивший наконец право снова сесть за руль. Тело напряглось, каждая мышца была готова рвануться вперед, в ладонях зудело.

Как и всегда, я прыгала предпоследней, как самая слабая. И волновалась. Глупо — за время работы на Институт я проделывала это множество раз. Но все равно сейчас, после такого перерыва, мне было не по себе — вдруг не получится? Вдруг я разучилась?

Вел подмигнула мне и шагнула в гранит. Выждав пару минут, я оглянулась на Михалыча — тот кивнул, давая разрешение двигаться дальше.

Я перепрыгнула желтое заграждение — когда-то такое движение было мне не по силам. Несколько ступеней вверх. Я почти чувствовала холод, исходящий от массива гранита. Сознание как будто расслоилось: с одной стороны, я знала, что там, в десяти сантиметрах от меня, недвижимая глыба и максимум, что я смогу сделать прыжком вперед, — расшибить себе лоб. С другой — я так же твердо знала, что там впереди каким-то неведомым образом оказался проход Вниз, через Сердце Города в другой мир, в другой Город, сотканный из наших эмоций и ощущений.

Ветер наполнился запахами дождя и сырости. Сразу несколько капель упали мне на голову. Еще секунда — и Михалыч поймет, что со мной что-то не так. Окликнет. Отведет в сторону. Хорошо, если проведет сам, а скорее всего — отправит к Шефу, а тот оставит на дежурстве Наверху. Я, конечно, люблю и Сатурна, и Сатрикс, но моя работа внизу…

Закрыв глаза, я вспомнила Нижний Город. Как глухой тоской по дому отдавался он в моем сердце каждый раз, как я спускалась. Как его неведомые запахи вскружили голову. Как звали к себе его пустые здания, из которых невозможно найти выхода…

Я шагнула вперед — и мир вокруг взорвался.

Земля ударила в ноги раньше, чем я ожидала, и я позорно покачнулась, почти потеряв равновесие. К счастью, удалось кое-как удержаться на ногах, и я быстро отскочила в сторону, освобождая место для медведя.

Нижний Город.

Я медленно распрямилась, стараясь прочувствовать каждый момент, каждую секунду здесь.

Здравствуй. Я скучала.

Ночь обняла меня со всех сторон, окутала мягким теплом непроглядной синей темноты, окружила ощущением покоя.

Прошло уже несколько месяцев. Ветер, никогда не стихающий здесь, коснулся кожи, тронул прядь волос, как ласковый дедушка касается щеки своей маленькой внучки. Принес запахи, которых больше не почувствуешь нигде и никогда — запахи свободы, настоящей, неподдельной; запахи, отдающиеся в сердце глухой тоской по забытому и забытым; запахи, заставляющие вспыхивать в мозгу череду образов, ни один из которых ты не можешь уловить.

Так пахнет ночь — там, Наверху. Когда ты не можешь вспомнить забытое — это Нижний Город зовет тебя обратно. Когда тебе хочется выть от тоски по тому, чего даже не было, — это Нижний Город напоминает о себе. Когда ты выбегаешь в ночь, не в силах оставаться в стенах, — это он ведет тебя, манит к себе, уговаривая остаться, вернуться домой. Когда ты бродишь среди фонарей и не можешь найти себе место — это Нижний Город говорит с тобой.

Дом. Единственный настоящий дом. Мрачный, тяжелый, неприветливый, пьянящий, гипнотизирующий, родной, спокойный — дом…

У Вел оказалась очень хлесткая рука — кто бы мог подумать. Я схватилась за щеку, непонимающе моргая глазами с набежавшими от резкой боли слезами. Эмпат смотрела на меня укоризненно, поджав губы и продолжая разматывать провода наушников.