Золотые земли. Сокол и Ворон - Ульяна Черкасова

Она только ступила босыми ногами на землю, как пёс сердито залаял. Грохот разнёсся по двору, на мельницу в сопровождении четырёх всадников въехал Вячеслав. Народ на улице упал на колени, только завидев княжеские стяги. Дара одна осталась стоять, растерялась, попятилась назад, желая скрыться в доме.

Вячеслав будто с облегчением вздохнул, заметив её.

– Слава Создателю! Мы тебя обыскались, – он спешился и подошёл ближе. – Нам сказали, что лесная ведьма раньше жила на мельнице, и вот ты здесь.

Дара потрепала рукав своей рубахи. С трудом она вспомнила, как стоило приветствовать знатных господ:

– Да озарит твой путь Создатель, княжич, – она не поклонилась, хотя должна была. – Ты прости, я не одета. Мне в дом нужно зайти, а ты… ты можешь не переживать за меня больше, я теперь дома, мне ничто не грозит.

Вячеслав окинул быстрым взором двор, саму Дарину и возразил:

– Степняки могут вернуться. Тебе не стоит здесь оставаться.

Дара недобро прищурилась:

– Я останусь со своей семьёй, им нужна помощь.

– Не беспокойся, я прикажу, чтобы о них позаботились, а ты поезжай со мной.

Его глаза показались удивительно холодными, полными решимости. Дара открыла рот, но не смогла сказать ни слова. Она могла легко возразить парню с болот, назвавшемуся Вячко, но возразить княжичу?

И только тогда она поняла, что с самого начала Вячеслав не хотел отпускать её на мельницу. Он вёз её в Златоборск.

Дара приготовилась к спору, приготовилась лгать, притворяться и даже угрожать. Но не успела ничего сказать.

Кто-то подкрался к ней из-за спины.

– Нарушенное слово, – голос лизнул ухо могильным холодом.

Дара дёрнула головой в сторону, но никого не заметила. В недоумении она глянула на княжича.

– Что ты сказал? – растерянно спросила она.

И к её ужасу, Вячеслав повторил:

– На мельницу или соседнюю деревню могут снова напасть, ты здесь в опасности…

– Нет-нет, я про нарушенное слово, – нетерпеливо перебила Дара, позабыв про уважительный тон, с каким стоило обращаться к княжичу.

– Я не говорил ничего такого, – улыбнулся Вячеслав.

Тень за спиной стала больше.

– Нарушенное слово, Дарина…

Мучительно медленно, страшась посмотреть назад, Дара обернулась. Прямо за её спиной стоял Тавруй, на его странное, будто из воска слеплённое лицо нависали спутанные чёрные пряди. Глаза точно бездонные колодцы прожигали насквозь. Дара хотела вскрикнуть и не смогла издать ни звука.

– Нарушенное слово, – прошептал Тавруй, – карается смертью.

И он сцепил ледяные пальцы на её шее. Дара взмахнула руками, попыталась вырваться, надрывно вздохнула в последний раз, когда ноги её подкосились, а в глазах потемнело.

Ратиславия, Златоборск

Месяц серпень

Мир вокруг проступал рывками. Кто-то крепко прижимал Дару к себе. Изредка ржали лошади, пахло потом. Зрение размылось, и только одно чувствовалось ярко, явно: чьи-то руки сдавливали шею. Холодные как лёд руки. В беспамятстве Дара видела чёрные глаза перед собой – глаза колдуна. Взгляд прожигал насквозь, он был так близко, что она могла разглядеть клеймо на лбу бывшего раба.

Воспоминания путались, смешивались, и нельзя было сказать, что случилось сначала, а что потом. Дара помнила тряску дороги и холодные простыни, чьи-то жёсткие неприятные прикосновения и злые глаза.

Её бил озноб.

Брат Лаврентий говорил, что грешников после смерти ожидали вечный мрак и холод, а души, не заслужившие права войти в чертоги Создателя, вечно скитались среди снегов и морозов под лунным светом. И в бреду Даре мерещились бескрайние снежные степи, где она брела совсем одна.

В помрачённом сознании возникали страшные картины загробного царства. Когда же Дара выныривала из забытья, то снова видела горящие ненавистью глаза, слышала неразборчивый шёпот и чувствовала тепло, разливающееся по телу.

А когда она уже поверила, что больше не вздохнёт свободно, руки на шее ослабили хватку, перед глазами всё побелело, и голова закружилась от неожиданной свободы.

Зрение прояснялось, и Дара увидела над собой высокий светлый потолок, изрезанный знакомыми знаками. Вниз свисали пучки трав, их запахи ударили все разом, смешались. Девушка поморщилась, ощутив вдруг боль в висках.

– Не вставай, – велел тот же голос, что ранее бормотал над ней заклятия.

Глаза у Дары слезились и болели, она прищурилась, косясь в сторону, и увидела мужчину в дорогом кафтане. Тонкие ухоженные руки, каких у самой Дары никогда не было. Драгоценные камни в перстнях и вышивка на поясе, какую носили в Дубравке, деревне к северу от Заречья. Земляк.

– Кто ты?

Пересохшие губы были непослушны, и слова больше походили на вздох, но незнакомец расслышал её.

– Меня зовут Горяй, княжич Вячеслав попросил помочь тебе, – он отошёл в сторону.

Шея не поворачивалась, и Дара не могла больше разглядеть Горяя.

Послышался плеск воды.

Дара зажмурилась, прислушиваясь к собственному телу. Силы покинули её, тяжело стало даже говорить. В груди поселилось что-то новое, странное, пустое…

Она в отчаянии обратилась к каждой частичке самой себя, силясь понять, что же случилось. И с неожиданной болью и горечью осознала: она не чувствовала былого огня в крови, той силы, что появилась в ней летом и загорелась ярче в водах золотого озера. Дара распахнула глаза. Тело охватила дрожь и холод от одной только мысли, что она потеряла чародейскую силу.

– На тебе лежало смертельное проклятие… и до сих пор лежит, – послышался голос Горяя совсем рядом. – Увы, не в моих силах его снять. Но не думаю, что оно будет угрожать тебе, покуда ты в силах самостоятельно ему сопротивляться. Другое дело, что стоит тебе ослабеть, и проклятие возьмёт своё.

Он говорил и говорил, но Дара с трудом понимала хотя бы половину услышанного.

– Сейчас ты опустошена, не стоит пытаться творить заклятия, пусть даже самые слабые. Понадобится время, чтобы восстановиться.

Она повернула голову, утопая в такой мягкой подушке, какой у них в Заречье не было, наверное, даже у старосты.

– Ты чародей? – она взволнованно облизнула пересохшие губы.

Мужчина кивнул, и уголки губ приподнялись в улыбке.

– Ты тоже, – ответил он. – Меня звать Горяй.

Кажется, он уже называл своё имя?

Чародей не спешил продолжать разговор, а Дару мучило лишь одно:

– Я больше не чувствую огня.

– Обожди, – успокоил Горяй. – Он вернётся.