Я был адъютантом Гитлера. 1937 - 1945 - Николаус фон Белов

Первым немецким командующим, предназначенным для Северной Африки, стал Роммель, и в начале февраля он отправился в Триполи. Его сопровождал Шмундт, знакомый с противоречивыми взглядами насчет возможностей ведения войны в Северной Африке. Через несколько дней он возвратился и дал фюреру четкое и трезвое описание положения в Ливии. Военные действия в этом районе Шмундт считал вполне возможными и высказался за быструю переброску в Северную Африку более крупных соединений. Насчет военных сил итальянцев он в своей оценке был весьма сдержанным. На его взгляд, они были мало пригодны. Германские же войска в Ливии, 5-я легкая дивизия, сразу же после выгрузки были брошены на фронт, чтобы улучшить безнадежное положение итальянцев. Предназначенный для такой задачи Роммель подошел к ее решению совершенно бескорыстно и сумел, прибегнув к импровизации, успешно использовать подброшенные ему незначительные подкрепления. Англичане стали поосторожнее, ибо им пришлось отдать часть своих сил для Крита и Греции, что для Роммеля означало чувствительное облегчение его положения. Он пользовался особым доверием фюрера, которое приобрел еще во Франции своими быстрыми и эффективными действиями.

Гитлер был мало заинтересован в том, чтобы таскать для итальянцев в Северной Африке каштаны из огня. Но он дал Муссолини свое обещание и полагал, что германское соединение повысит там боевой уровень итальянских войск. При этом фюрер был вынужден заявить ОКХ: нападение на Россию наверняка придется отложить на несколько недель. Однако на это крайне безрадостное перенесение старта командование сухопутных войск особого внимания не обратило. Это меня удивило: ведь поход на Россию – ядро военных действий в нынешнем году – рассчитан минимум на пять месяцев. Итак, сейчас, в конце января 1941 г., совершенно игнорируется тот факт, что в текущем году он завершен быть не сможет.

Однажды вечером в Имперской канцелярии я заговорил на сей счет с Гитлером и констатировал, что он оценивал этот сдвиг по времени точно так же. В оправдание этого шага фюрер ответил: за лето вермахту удастся настолько вывести русских из строя, что в 1942 г. для победы над Россией потребуется всего лишь краткосрочная целенаправленная кампания. Я лично от этого решения счастливым себя никак не ощутил и сказал фюреру, что представить себе такое не могу. После данного разговора у меня появилось чувство, что события в Средиземном море развиваются отнюдь не по плану Гитлера, но по отношению к Италии иначе он действовать не мог.

27 января мы поездом отправились в Мюнхен. Во второй половине дня все шло по обычной программе. Фюрер посетил фрау Троост и профессора Гизлера и в их мастерской долго распространялся насчет своих самых последних планов перестройки и новой застройки города. В полночь мы выехали в Берлин, куда прибыли в первой половине 28 января. На следующий день Гитлер получил ошеломляющую весть о смерти имперского министра юстиции – д-ра Гюртнера. Хотя фюрер и был об этом юристе не слишком высокого мнения, но выказывал ему свое уважение и признательность, а потому в последующие дни не раз говорил о заслугах покойного.

3 февраля 1941 г. Гитлер провел длительное, продолжавшееся несколько часов совещание с Браухичем, Гальдером, Хойзингером, Кейтелем и Йодлем, к которым потом подключился Ешонннек. Генерал-полковник Гальдер оценил силы русских так: 121 стрелковая дивизия, 25 кавалерийских дивизий и 31 мотомеханизированная бригада – всего примерно 180 соединений. У немецкой же стороны имеются: 104 пехотных дивизии, 20 танковых дивизий, 13 моторизованных и 1 кавалерийская дивизия и к тому же несколько румынских дивизий. Танков у русских насчитывается в целом примерно 10000 против около 3500 немецких. При этом начальник генштаба отметил, что необходимо делать ставку на момент внезапности. Артиллерия русских количественно сильна, но ее материальная часть – преимущественно устарелая. Сосредоточение и развертывание наших войск запланированы в составе трех групп армий и четырех танковых групп с одновременным занятием всей линии фронта.

Гитлер в общем и целом с этим планированием согласился, но повторил свои соображения о ходе операций. После первых сражений, в которых будут разбиты русские пограничные части, важно, выйдя на линию Псков-Смоленск – Киев, усилить северные и южные группы армий и в первую очередь овладеть Прибалтикой, включая также Ленинград, а на юге – достигнуть района Ростова. Центральная группа армий в надлежащем случае должна вести свое наступление на Москву только начиная с 1942 г. Гитлер прежде всего подчеркнул главную цель 1941 года – захват всего прибалтийского пространства и города Ленинграда. Эту цель сухопутные войска должны постоянно иметь в виду, чтобы заставить русских отдать Балтийское море. Далее фюрер говорил об отдельных проблемах, важных для начала нападения, а также касавшихся снабжения войск.

Важным пунктом для Гитлера являлась ситуация в воздухе. С немецкой стороны предполагалось, что русские располагают авиационными соединениями с самолетами большой дальности полета. Поэтому Гитлер подчеркивал важность защиты от налетов авиации и противовоздушной обороны.

Он одобрил также оперативные планы люфтваффе в рамках похода на Восток. В первые же три дня германские военно-воздушные силы должны уничтожить русские авиационные части, чтобы обеспечить танковым войскам быстрое продвижение вперед.

В ходе этого длинного и основательного обсуждения вопросов завоевания невероятно огромного пространства мне показалось, что это почти невозможно и поставленных целей вряд ли удастся когда-либо достигнуть. Но хотя перед Французской кампанией Браухич и Гальдер по различным поводам выражали свои опасения, показывая, что они полностью против этой войны, указания Гитлера по ведению войны с Россией они восприняли без единого слова сомнения или сопротивления. Мне даже пришла в голову мысль, что, целиком и полностью осознав неосуществимость этих операций, они не приняли против них решительно ничего, очевидно, желая тем самым дать фюреру возможность самому загнать себя в гибельную западню. Конечно, в ту пору такие мысли совершенно выходили из ряда вон, но их возникновению способствовали и необъятные русские просторы. А к этому весной 1941 г. добавились военные действия в Северной Африке в контакте с весьма сомнительным союзником. Мне казалось, что дело начинало принимать слишком рискованный оборот и вступило в опасную стадию.

Вечером 6 февраля Гитлер снова выехал в Мюнхен, а 7-го – опять отправился в «Бергхоф» и с некоторыми перерывами оставался на Оберзальцберге до середины марта. Февраль в горах был месяцем очень приятным, служебная нагрузка – невелика. Подготовка к «Барбароссе» и вступлению в Грецию велась по плану. Воздушная война, отчасти ввиду крайне плохой погоды, шла на убыль. А в целом то, что мы находимся в войне, почти не замечалось. Фюрер принял югославских государственных деятелей – премьер-министра Цветковича и его министра иностранных дел Марковича для подробной продолжительной беседы. Он хотел уговорить их вступить в пакт Трех держав. Разговор был открытым и непринужденным, но вопрос о вступлении так и повис в воздухе.

24 февраля Гитлер поехал в Мюнхен, чтобы во второй половине дня произнести в праздничном зале «Хофбройхауза» речь по случаю дня основания партии. Он особенно подчеркнул в ней свою дружбу с Муссолини: «Наши противники все еще не понимают, что если я однажды назвал человека моим другом, то буду стоять за этого человека всеми силами и своим отношением к нему торговать не стану». Далее фюрер говорил о свершениях германского вермахта и немецкого народа, не оставляя никакого сомнения в своем убеждении, что «наша борьба, как была благословлена Провидением до сих пор, так и останется такой впредь».