Птица-лира - Сесилия Ахерн

Моя мама была повитухой, но в большей степени считала себя садоводом. Все свободное время она отдавала борьбе с сорняками, которые пробивались сквозь трещины в бетонной дорожке и на лужайке перед домом. Помню ее на четвереньках, бормочущую угрозы и проклятия. Трещины в бетоне и асфальте – самое удобное укрытие для занесенных ветром сорных семян. Бесполезно даже пытаться выдернуть их оттуда. Одуванчики, чертополох, иван-чай, тысячелистник – заклятые враги моей матери. И я вспоминаю эти сцены борьбы с сорняками, когда думаю о роли различных конкурсов и шоу талантов в нашем обществе.

Судей и скаутов, разыскивающих таланты, я бы не сравнила с ветром, который несет семена. Они скорее похожи на мою мать – замечают и пытаются выдернуть росток, поначалу без присущей моей матери агрессии, даже без раздражения. Они не ставят себе целью уничтожить все, однако именно таков обычно результат их усилий. Нечто редкостное, нечто прекрасное выросло не там, где надо, – и они это искореняют. Выдергивают и помещают в причудливую вазу, выставляют напоказ, чтобы все могли полюбоваться, и убеждают сорняк, что именно тут ему и следует быть. Убеждают сорняк бороться с другими сорняками – а пока они прорастали каждый в собственной трещине асфальта, им и надобности не было бороться друг с другом. В этом и сила, и слабость шоу талантов. Те, кто находит диковинку, не умеют ее сохранить. Тянут, выдергивают, пересаживают – и на чуждой почве цветок скоро вянет. Он не может здесь расти, не может набраться сил, утрачена жизненная энергия, которая изначально погнала его в рост. В неизвестном ему мире, в неестественной и непостижимой среде сорняк погибает.

Искатели талантов хотят, чтобы таланты засияли в ярком свете, но свет чересчур ярок, он ошеломляет, ослепляет.

С самого момента их появления я презирала телевизионные конкурсы талантов. Только что обнаруженный талант выставляют напоказ не там, где следует, растят его – если вообще пытаются растить – не так, как следует. Возможно, будет преувеличением сказать, что на наших глазах эти редкостные сорняки поливают концентрированным раствором уксуса, но последствия именно таковы. Однако один конкурс нынешнего года изменил мои представления о них. Удалось найти редчайший сорняк, выросший и расцветший в неведомом убежище…

Алан и Мейбл – достойные победители «Поиска звезд», симпатичный номер, номер, который вызывает аплодисменты и смех, который трогает нас глубоко скрытым отчаянием, но Лирохвост завоевала сердца всего народа – нет, сердца всего мира. Двухминутное выступление перенесло меня в детство – что случается нечасто. И обычно в детстве мы пытаемся укрыться от самих себя, от того, чего не хотели бы знать. Но Лирохвост поставила меня лицом к лицу с самой собой. С самой сутью.

Ее звуки обрушивались так стремительно, волнами, порой чудесным образом накладываясь друг на друга, что никто не мог расслышать каждый звук, даже потом, проигрывая запись. И каждому эти звуки говорили что-то свое. Пока мы распознавали один звук, уже возникал следующий. Внутри меня распахивались какие-то дверцы, взрывались эмоции – внезапно, то здесь, то там, повсюду. Трепет сердца, ком в горле, покалывание слезных желез. Я слышала голоса моего детства, отрочества, юности, созревания, брака, материнства – и все за две минуты. Это было так прекрасно, так потрясающе, что я не могла вдохнуть и слезы сами собой капали, пока то кроткое существо в клетке, на качелях, открывало нам свою жизнь. Жизнь в звуках, и каждый звук принадлежал только ей, но к этой жизни, к этим переживаниям причастны мы все. Мы соединились, она соединила нас – в общности умов и сердец. Кое-кто будет недоволен отсутствием пиротехники, но в этом простом изяществе я вижу силу этого выступления, его величие. Такая сдержанность свидетельствует о высоком даре. Конечно, учитывая, что постановщиком был Бенуа Моро при участии кинодокументалистки Бо Хили, удивляться не приходится – и все же это было удивительно. Это выступление было наполнено чувством, человеческим теплом. Оно было искренним, нежным, а порой – душераздирающим. Мы взмывали на крыльях, и падали, и снова взмывали. Посреди красивых и отрадных образов нас вдруг будили резкие и пугающие звуки, а мучительная скорбь разрешалась кротким вздохом примирения.

Выступление Лирохвоста покоряло, околдовывало, это было подлинное волшебство – не стандартный трюк телевидения, но редчайшее в реальной жизни волшебство. Что бы ни стряслось в штаб-квартире «Поиска звезд», какие бы там ни происходили предполагаемые журналистами споры или ссоры, все вышло правильно, честно, только так и должно быть. Победила истина. Со временем люди забудут – они всегда забывают, – что пережили в эти две минуты. Это чувство рассеется, пока они вскипятят чайник, уложат детей спать, пошлют эсэмэску, переключатся на другой канал, но в тот момент они пережили нечто подлинное, от чего никто не может отречься.

Произошло нечто важное не только на телешоу талантов, но и во мне. Я присматриваюсь к себе – телекритику, человеку – и вижу, что есть та, кем я была до того, и та, кем я стала, посмотрев это.

Просить Лору Баттон указать момент, в который у нее проявился этот талант, – все равно что просить человечество указать момент, когда оно отделилось от приматов. Это – часть истории Лоры, ее эволюции. Мы знаем, что до сих пор Лора жила уединенно, десять лет в полном одиночестве на горе, а до того – тоже очень замкнуто, с мамой и бабушкой. Известно, что существо, развивавшееся в уединении, вырастает удивительным и прекрасным, – так случилось и с Лорой.

Голос Лирохвоста пробился сквозь щель в асфальте, разросся вширь и ввысь, быстро и далеко и глубоко проник в сердца людей.

Не свет рампы, а солнечный свет способствует росту. Прошлой ночью Джек Старр убедился в этом.

Профессионалы отыскали этот талант, любители вроде меня будут хранить принесенные этим талантом дары, а теперь отпустим ее, и пусть она летит на свободу.