Вокзал потерянных снов - Чайна Мьевилль

Умма Бальсум, то есть Бен, быстро кивнула. И снова изменила позу — встала на колени.

— Где ты находишься? — прошептала она.

— В Барсучьей топи, возле Малой петли. Бен, у нас времени в обрез. Ты где? Что произошло? Тебя что, били? — с дрожью в голосе спросила Дерхан, на грани обморока от нервного истощения и отчаяния.

Бен, находившийся в двух милях, жалко покачал головой, и Дерхан это увидела перед собой.

— Еще нет, — шепотом ответил Бен. — Меня держат в одиночке. Пока.

— Как они узнали, где ты был? — спросила Дерхан.

— Ди, не будь наивной! Они же все всегда узнают! Тут недавно был Рудгуттер, так этот гад… смеялся надо мной! Сказал, им всегда было известно, где печатается «Бэ-Бэ», просто недосуг было заняться нами.

— Забастовка, вот в чем дело, — пролепетала Дерхан. — Власти решили, что мы слишком далеко зашли.

— Нет, причина другая.

Дерхан вскинула голову. Голос Бена, вернее подражающей ему Уммы Бальсум, был тверд и ясен. Устремленный на Дерхан взгляд — решителен. Требователен.

— Нет, Ди, забастовка ни при чем. Черт возьми, да я просто счастлив был бы, если бы наша акция стала для них чувствительным ударом. Нет, это из-за статьи, чтоб ее…

— Из-за какой?.. — робко попыталась переспросить Дерхан, но Бен перебил:

— Расскажу, что знаю. Сижу я тут, и вдруг входит Рудгуттер и машет мне номером «Бэ-Бэ!». И тычет пальцем в статейку, в ту самую, что мы на пробу шлепнули, на втором развороте. «Слухи о прибыльной сделке с воротилами преступного мира». Мне кое-кто слил информацию, что городские власти кое-что сбыли, один лопнувший научный проект, преступникам. А фактов — ноль! Недоказуемо! Мы просто воду замутить хотели. Рудгуттер переворачивает газету и… сует мне в лицо… — Умма Бальсум на секунду подняла глаза. Бен вспоминал. — И ну меня прессовать: «Господин Флекс, что вам об этом известно? От кого поступили сведения? Что вы знаете о мотыльках?» Серьезно! Мотыльки-бабочки! «Вы в курсе последних проблем господина Пэ?» — Бен медленно покачал головой Уммы Бальсум. — Представляешь себе, Ди, я ни хрена не понимаю, я не знаю, во что мы влипли, но мы точно влипли в какое-то дерьмо. Боги! И сам Рудгуттер в этом замешан: по уши! Потому-то он меня и арестовал… А он все твердит: вы-де знаете, где мотыльки. Расскажите, вам же лучше будет… Ди… — Бен осторожно поднялся на ноги. Дерхан хотела сказать, что двигаться ему нельзя, но слова застряли в горле, когда он осторожно пошел к ней на ногах Уммы Бальсум. — Ди, надо, чтобы ты разобралась во всем. Они боятся! Правда боятся, Ди. Мы должны этим воспользоваться. Я понятия не имею, о чем говорит Рудгуттер, но эта сволочь явно на меня грешит, и я начал подыгрывать, потому что от этого ему очень неуютно.

Робко, осторожно, нервозно Бен протянул к Дерхан руки Уммы Бальсум. У Дерхан возник в горле тугой комок — Бен плакал, слезы бесшумно скатывались по лицу. Она закусила нижнюю губу.

— Ди, что это жужжит? — спросил Бен.

— Мотор коммуникативной машины, — ответила она. — Нужно, чтобы все время работал.

Голова Умы Бальсум опустилась и снова поднялась.

Ее ладони коснулись рук Дерхан, та задрожала от этого прикосновения. Бен сжал ей левую руку, опустился на колени.

— Я тебя чувствую, — улыбнулся Бен. — Ты полупрозрачная, как привидение, но я тебя чувствую. — Прекратив улыбаться, он сказал, подбирая слова: — Ди… они меня прикончить собираются. О боги… Знаешь, как страшно? Скоро эти подонки будут пытать… — Плечи запрыгали, он уже не сдерживал рыданий.

Бен целую минуту молчал, глядя вниз и плача от страха. Когда поднял взгляд, голос уже был тверд.

— Вздуй их, Ди! Надо страху нагнать на ублюдков. Надо разобраться! И для этого я тебя назначаю редактором «Буйного бродяги». — На лице Уммы Бальсум мелькнула ухмылка. — Вот что, ступай-ка ты в Мафатон. Я с информатором только дважды встречался, в тамошних кафешках. Но, думаю, там она и живет, дело оба раза было поздно вечером. Вряд ли в такое время ей бы захотелось возвращаться домой через весь город. Ее зовут Маджеста Барбайл, она мне совсем немного рассказала. Работала в секретном научном проекте, но правительство закрыло лавочку и продало какому-то крупному мафиози. Я-то думал, все это утка, ну и напечатал, из чистого озорства. Сам этой Маджесте не поверил, а тут такая реакция, вот же гадство… Значит, все правда?

Теперь заплакала Дерхан. И кивнула:

— Разберусь, Бен. Обещаю.

Бен кивнул. Они помолчали.

— Ди, — заговорил Бен ровно, — ты ведь… с помощью этой коммуни… или как там ее… Ты ведь можешь меня убить?

Дерхан ахнула, пораженная, а затем торопливо огляделась и отрицательно замотала головой:

— Нет, Бен. Только если убью коммуникатрикс.

Бен печально кивнул.

— Не знаю, сколько я выдержу… пока не проболтаюсь … Они ведь свое дело туго знают. А я…

Дерхан плакала, не открывая глаз. Плакала вместе с Беном. И оплакивала его.

— О боги… Бен, мне так жаль…

Вдруг она стала смелой и решительной — по крайней мере, внешне. Черты лица отвердели, блеснули глаза.

— Я сделаю все, что смогу, а уж ты постарайся с Барбайл разобраться, ладно? И… спасибо, — добавил он с кривой улыбкой. — Прощай.

Закусив губу, он опустил голову, затем резко поднял ее и поцеловал Дерхан в щеку. Поцелуй был долгим. Дерхан прижимала его к себе левой рукой.

А затем Бенджамин Флекс отстранился и попятился и незаметно для убитой горем Дерхан, каким-то психическим рефлексом, дал Умме Бальсум знак, что пора разъединяться. Коммуникатрикс снова затрясло, заколотило, зашатало, и с заметным облегчением ее тело вернулось в прежнюю форму.

Маленькая рукоять продолжала крутиться, пока Умма Бальсум не выпрямилась и, подойдя ближе, не положила на нее ладонь. Глянула на секундомер и сказала:

— Все, дорогуша.

Дерхан наклонилась к столу, положила на него голову. Тихо поплакала. В центре города точно так же плакал Бенджамин Флекс.

Каждый горевал в одиночестве.

Лишь через две-три минуты Дерхан звучно шмыгнула носом и села, выпрямилась. Умма Бальсум сидела в своем кресле, проворно подсчитывала, писала цифры на клочке бумаги.

Заметив, что прекратились всхлипывания, оглянулась.

— Ну что, дорогуша, полегчало? — спросила бодро. — Я тут прикинула…

Дерхан замутило от ее корысти, но это быстро прошло. Вряд ли Умма Бальсум вспомнит, что она слышала и говорила, а если и вспомнит, что с того? Таких трагедий, как у Дерхан, в городе сотни, если не тысячи.

Умма зарабатывает как посредник, ей за то и платят, чтобы рассказывать о потерях, предательствах и пытках.

Самую чуточку легче стало на душе у Дерхан, когда она поняла, что у них с Беном не такая уж особенная беда в этом полном скорби городе. И смерть Бена не будет особенной.