Между молотом и наковальней - Николай Лузан

Наивные! Кому поверили? Бывшим каталам и кидалам! Пока шли переговоры, эти мерзавцы втихаря укрепили позиции и подтянули свежие силы. Наши за это время не сделали ни одного выстрела. Шева, похоже, посчитал, что нам каюк, и не стал церемониться.

Под дудку американцев запел и пообещал, что за двадцать четыре часа наведет в «Западной Грузии конституционный порядок». Козел безмозглый! Грозил всех в кандалы заковать. Лучше бы их для себя приберег! Таких, как он, надо сажать в клетки, возить и показывать по миру, чтобы другим неповадно было.

Мерзавцы, они все одним миром мазаны! Для них грузины — такое же пушечное мясо, что и русские. Грозились сто тысяч своих положить, но только чтобы ни одного абхаза в живых не осталось.

Вспомнив про угрозы министра обороны Грузии Каркарашвили, Батал осекся, но через секунду снова вернулся к рассказу:

— Три дня, пока шли переговоры, их пушки молчали, а потом, как только наши отошли за Гумисту, эти кидалы тут же похерили договоренности и обрушились на нас всей мощью артиллерии и авиации. Морской десант с Каркарашвили высадился у Гагры и захватил город, чтобы отсечь помощь братьев из Адыгеи, Кабарды и Кубани. Их бронированные клещи вгрызались и рвали на куски нашу оборону. Десять танков по нижней дороге у Эшер прорвали фронт и двинулись к Новому Афону. Ребята — ополченцы из университета затаскивали на скалы копны сена, поджигали и сбрасывали на них. В ход шло все: «зажигалки» — бутылки с зажигательной смесью, канистры и автомобильные камеры с бензином, но враг не останавливался и продолжал упорно лезть вперед.

Обращения за помощью к родине, которая была матерью для наших отцов, не нашли ответа. Москва Ельцина оставалась глуха к нашей мольбе. Алчные властолюбцы, им было наплевать на то, что происходило здесь, в Абхазии, в Карабахе или Приднестровье. Людские жизни, Союз — все для них стало пустым звуком в безумной жажде власти, они торопились поделить великую страну. Говорят, прежде чем Шеварднадзе решился бросить банды Китовани и Иоселиани на нас, он разговаривал с Ельциным, и тот дал два дня, чтобы усмирить «бунтовщиков», а потом они договорились встретиться в Красной Поляне, чтобы отметить победу. Может, тех слов не было сказано, но за них говорят мерзкие дела.

А 14 августа, когда на улицах Сухума вовсю грохотала артиллерийская канонада, бушевали пожары, появились убитые и раненые, произошло знаковое событие. Можно как угодно к этому относиться, но факт остается фактом — первыми жертвами стали не наши ребята, а русские офицеры.

Три грузинских вертолета зашли на город с моря и нанесли удар не по ополченцам, остановившим колонну Китовани на походах к Красному мосту, или расположению абхазского батальона милиции, а по санаторию ПВО России. Уж его-то перепутать с любой другой целью просто невозможно. Двух таких высоток в Сухуме просто нет! Погибли майор с женой из Питера и еще один офицер с ребенком. В Тбилиси знали, что делали. Я думаю, уже тогда Шева и американцы, метя в Абхазию, на самом деле били по России. Сильная Россия им не нужна, не для того они столько лет разваливали Союз. Им нужны только слабые и послушные.

Скажешь, я не прав? Так за меня говорят факты. Американцы и турки уже вовсю хозяйничают в Тбилиси и Баку, а теперь в Москве пытаются рулить, как у себя дома! Правда, тогда, в девяносто втором, мы, я имею в виду нормальных людей, у которых не доллар в глазах и совесть чиста, наивно полагали, что для этих ельциных, кравчуков и шеварднадзе русские, украинцы, грузины и абхазы были их народом.

Слепцы! Как мы жестоко ошибались! Они — эти «ум, честь и совесть эпохи» давно смотрели на нас как на быдло! Для меня все стало ясно во время боя за Красный мост.

Батал нервно затянулся и продолжил рассказ:

— Это было что-то запредельное! В Новом Афоне, Пицунде и Гаграх люди еще наслаждались жизнью: купались, загорали, пили и ели, а у Красного моста уже лилась кровь и гибли невинные. Чтобы остановить эту бойню, Владислав Григорьевич попытался связаться с Ельциным. Тот брюхо грел тут под боком, в Бочаровом Ручье. Трубку взял Коржаков — был такой цепной пес при кремлевском хозяине. Знаешь, что он ответил? «Не беспокойте, Борис Николаевич в море»…

Даже спустя годы Батал не находил слов от душившего его гнева:

— Нет! Ты только представь!.. Они, сволочи, купались, жарили животы на солнце и преспокойно жрали водку, а всего в сотне километров танки гусеницами утюжили народ, его народ!

Наши от такого ответа потеряли дар речи, а когда пришли в себя, попытались еще раз выйти на Ельцина, но опять напоролись на Коржакова. Тот как ножом отрезал: «Чего вы лезете, вам русским языком сказано: Борис Николаевич ловит…» и бросил трубку.

Теперь видишь, чего «наловили» эти негодяи! Ну да бес им друг, а свинья товарищ.

К счастью, не все они решали, Провидение хранило нас. Кубанские и донские казаки, крепкие парни из Приднестровья и Донбасса, братья по крови адыги и черкесы, чеченские добровольцы с Шамилем Басаевым кто вплавь, а кто по заснеженным перевалам пробивались к нам на помощь. Их не могли остановить ни запреты, ни пограничные кордоны! Они шли сюда по зову совести, чтобы сражаться за ту нашу общую Родину, которую предали и продали такие сволочи, как ельцины, кравчуки и шеварднадзе.

Журналист Саша Горшков, поэт Саша Бардодым, положившие здесь свои жизни, и сотни других парней со всего Союза в тот трудный час для нашей маленькой родины встали рядом. Многие не служили в армии и не держали в руках оружия. Они пришли сражаться за правду и за ту Великую Родину, от которой никогда не отделяли Абхазию.

Батал презрительно усмехнулся:

— Деньги! Богатство! Это наглая и бессовестная ложь, которой хотели прикрыться те, кто развязал войну. Идиоты! Им не дано понять, что кроме презренного злата есть неизмеримо большие ценности — совесть и честь! Пусть на помощь пришли не тысячи, но уже одно то, что мы не одни, подняло наш дух и дало сил выстоять и не сломаться. А положение было критическое. В первую неделю грузины захватили Сухум, с моря взяли Гагру и вышли на границу с Россией, но мы, зажатые между горами и морем, не теряли надежды.

Помнишь, как в той песне Высоцкого: «Вперед и вверх, а там… Ведь это наши горы. Они помогут нам!»

И они помогли, другой земли у нас не было и нет. Победа пришла позже, а тогда, в августе, эти мерзкие шакалы, опьяненные нашей кровью, упивались победой. Каждый день с высот над Гумистой и Бзыбью, сжав зубы, мы наблюдали, как эти нелюди разрушали наши города и села, мучили и истязали наших матерей и сестер. За завесой наглой клеветы и дезинформации они пытались скрыть правду. Но ни минные поля, ни заградительные отряды, ни свирепствовавшая полиция сатрапа Ахалаи, опутавшая каждый квартал, каждый дом паутиной страха и доносительства, не могли заглушить голос правды.

Разведчики, узники, чудом вырвавшиеся из застенков Ахалаи, рассказывали о зверствах и истязаниях, творимых гвардейцами и полицейскими. Об этом трудно и невозможно говорить, но это надо знать.

Батал смолк, достал из пачки новую сигарету нервно помял в пальцах, но так и не закурил. Его слова, тяжелые, как камни, обрушились на меня: