Прощание с Литинститутом - Лев Альтмарк

Но не начать вторую часть моего «экспрессивного» повествования с описания природы я просто не могу. Когда выбираешься на пикник с друзьями, и не в оборудованный для подобных увеселений парк с удобными столами и местами для мангалов, а на дикую природу, где нужно ещё поискать тень и заслониться от пронзительного ветра, волей-неволей начинаешь посматривать по сторонам с повышенным интересом. Тут-то и обращаешь внимание на окружающий пейзаж, а это, как ни странно, весьма любопытно. Если ежедневно проносишься по шоссе на большой скорости, и над твоей бедной головушкой висят дамокловым мечом тысячи неразрешимых проблем при стандартной нехватке времени, не остаётся ни времени, ни желания смотреть по сторонам и чем-то любоваться…

Когда мы собрали всю нашу публику и кавалькадой из трёх машин отъехали от последнего из поселений километра на два, то основной нашей задачей стало не отыскание живописного местечка, годного для предполагаемого разгула, а места прежде всего безопасного – вдали от чёрных бедуинских палаток и отдельно стоящих арабских домов, и, главное, с хорошим обзором. Дело не в том, что компании из тринадцати хорошо вооружённых и периодически тренирующихся в тире охранников есть чего опасаться со стороны не особо дружелюбных местных жителей, кидающих камни ничем не хуже собственных отпрысков. Просто в этих местах изначально не следует расслабляться, полагаясь на защиту небес и всемогущей полиции. Можно, конечно, поехать куда-нибудь, где спокойней, и уж там кутить по полной программе, когда главная опасность состоит в том, чтобы не подгорело на огне мясо, а в салат не нагадили пролетающие над головой птички небесные. Можно было бы, но… жажда острых ощущений, господа! Охота, как говорится, пуще неволи.

Выбранное Эдиком место оказалось и в самом деле, не взирая ни на что, замечательным. Не уверен, что он не присмотрел его заранее, но оно удовлетворяло всех полностью. Широкая лощина между пологих холмов, усеянная плоскими камнями, на которых можно сидеть не хуже, чем на лавках, длинная узкая полоса оливковых деревьев с одной стороны и какие-то мохнатые местные ёлки с другой, притом лощина плавно переходит в широкую долину с совершенно чудесным степным пейзажем. Неплохо сюда вписалось бы и хрестоматийное озерцо с уточками да берёзовая рощица, но чего, извините, нет, того нет. Сия европейская экзотика никак не вписывается в местную азиатскую панораму.

Ко всем доступным прелестям на солнышко набежали плотные серые облака, а ветерок, на удивление, стал прохладен и свеж. Даже погода пошла сегодня навстречу Эдику, а это лишний плюсик в его карму.

Из первой машины вылезает, естественно, сам именинник с улыбающейся физиономией, а за ним весь женский контингент в количестве трёх девиц. Последним вылезает самый несчастный и неудачливый человек не только среди нас, но и, наверное, на всё белом свете, грузинскую фамилию которого никто выговаривать так и не научился, потому и зовут его просто – Ицик Швили. Ицику не везёт даже в самых беспроигрышных делах, как, видимо, и положено хроническому лузеру. О девушках, две из которых грубоватые и мужеподобные лесбиянки, расскажу позднее, потому что сейчас на это времени нет – внимание приковано к предстоящему пиру в экстремальных условиях.

Из второй машины вылезает Мишка-Машканта, уже оправившийся от шока, нанесённого фотографированием в сонном состоянии. С ним часть мужского персонала – заклятый его враг аргентинец Хорхе, которого мы за глаза дразним Говядиной, потом смуглый до черноты индиец Рахамим и «хитрый молдаванин» Соломон, прихрамывающий на одну ногу и очень любящий хвастаться своими эротическими похождениями как минимум тридцатилетней давности.

И, наконец, я со своими попутчиками: непризнанным компьютерным гением Володей по кличке Энтер, которому никто не рискует доверять ремонт своего компьютера, потому что он также невезуч, как и Швили; следом за ним вылезает мрачный, редко улыбающийся Дима, исповедующий дикую смесь изо всех мировых религий; и последним – бывший кавказский джигит с подбитым сто лет назад в кулачном бою глазом по имени Мишка, который настоятельно требует, чтобы его звали Мишелем, и не иначе. Мишель знаменит тем, что никак не может побороть в себе непреодолимую тягу к краже всевозможных съестных припасов. Ни здесь, ни на прежней родине он не голодал, но ничего с собой поделать не может. Самым последним из машины вылезает рыжий здоровенный детина по имени Ашер, единственный в нашей компании, за исключением Эдиковых лесбиянок, уроженец страны. Большей частью местная публика в наших стройных рядах не задерживается – не подходит им график работы с вечными авралами, а больше всего – невысокая зарплата. Плюс отсутствие кофе на рабочем месте и неотвратимый ежедневный нагоняй от начальства неизвестно за что. Но Ашер пока работает, видимо, ещё не до конца осознав глубину своего падения…

– Ну, как местечко? – тоном усталого диск-жокея, специалиста по массовым гуляниям, спрашивает у народа Эдик и потирает руки, наверняка рассчитывая на восторженные охи и ахи.

– Пси! – морщится вечно недовольный Хорхе-Говядина и толкает меня в бок локтем, так как почему-то именно меня считает своим единственным настоящим другом. – Скажи ему, что лучше было бы посидели где-нибудь в городе. Знаю один ресторанчик с хорошей латиноамериканской кухней…

– Ничего не могу поделать, – пожимаю плечами, – желание именинника – закон…

Раньше у Хорхе в закадычных друзьях ходил не я, а индиец Рахамим, с которым они, к тому же, живут по соседству. Но потом между ними пробежала чёрная кошка из-за того, что работали они в одном поселении и в одном и том же учебном заведении. Только Рахамим днём, а Хорхе ночью. С некоторых пор латиноамериканцу надоели ночные бдения, и для вытеснения друга с насиженного места он принялся собирать на того компромат. А, собрав, выложил на стол шефу. Шеф доносу не внял, но принял соломоново решение: Рахамима перевёл в ночную смену, а Хорхе, дабы у того не возникло нового соблазна кого-то подсиживать, перевёл в детский сад, где вообще нет ночных смен. В зарплате Рахамим не проиграл, но лишился дармовых обедов, которые ему приносили из школьной столовой, когда он работал днём. В итоге дружба распалась, и на смену ей пришла лютая вражда.

Однако Хорхе не мог жить без закадычного друга, потому выбрал в качестве жертвенного агнца меня. И это только потому, что я оказался единственным, кто не вмешался в их свару и не встал на ни на чью сторону. Просто мне стало известно об этой битве титанов позже остальных, когда фаза активного противостояния с выяснением кто есть кто закончилась, и на смену ей пришло холодное и презрительное отворачивание друг от друга…

Печально помахивая хворостинкой, Хорхе отходит от меня и садится на камень, наблюдая за тем, как Эдик и Швили вытаскивают из багажника машины коробки с провизией и бутылки.

– А где тут туалет? – вкрадчиво интересуется у меня Володя-Энтер.

Как истинный вегетарианец, он питается только овощами и молочными продуктами, и для насыщения его почти двухметрового тела их требуется неимоверное количество. От них у Володи регулярный понос, ставший среди нас притчей во языцех. На работу он всегда ездит с большой сумкой, набитой помидорами, йогуртами и кефиром, а также рулончиками туалетной бумаги. Назад возвращается пустой.