Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря - Мэри Рено

Шли дни, и цветы миндаля в расписных вазах начали осыпаться на крашеные плитки пола. Внезапно скончался от неясной болезни муж царского рода, владевший землей возле Феста, – после того, как отказался продать свои владения Астериону; перепуганный наследник немедленно расстался с поместьем. Коренные критяне перешептывались в уголках и вспоминали долгие повествования о прежних днях. На Бычьем дворе танцоры то и дело сближали головы – как часто бывает в этом месте, полном слухов и интриг. Но тот, кто сумел бы подслушать их, узнал бы только об их родне и доме, о том, как тают, разливаясь ручейками, снега. Дни шли. И однажды ночью я услыхал стон ветра над рогатыми кровлями Лабиринта – задул южный ветер, закрывающий критские воды для кораблей с севера.

Я лежал на спине с открытыми глазами и слушал. Наконец вблизи мелькнула тень: на Бычьем дворе всегда кто-нибудь бродит после того, как погаснут светильники. Это оказался Аминтор. Пригнувшись ко мне, он сказал:

– Ветер начался в этом году рано, Тесей. На целую половину луны, как говорят критяне. Это мойра, ничего не поделаешь. Придется действовать лишь собственными силами.

Я отвечал:

– Придется. Возможно, брат Гелики не сумел добраться до Афин.

Критяне уже с неделю ожидали прихода этого ветра. Однако Аминтор бился под моей рукой на Истме и в Аттике и теперь старался спасти мою честь.

На следующий день на Бычьем дворе Фалестра отвела меня в сторону:

– Что случилось, Тесей? Ты словно бы приуныл. Никто не думает о тебе плохо потому, что задул ветер. Ты хорошо придумал с эллинскими кораблями. Рассказ этот подбодрил нас и укрепил сердцем, но теперь в этой хитрости нет нужды. – Она, как парень, хлопнула меня по плечу и отошла. Но, как и она сама, я ощущал, что тень легла на Бычий двор.

Я не торопился на следующую встречу в подземелье, где хранился архив. Но Перим только кивнул мне с мрачной ухмылкой, словно бы мы выиграли спор. Он был законником, как говорят на Кипре, и в силу этого всегда ожидал худшего. Я оправдался перед ним тем, что ничего не обещал. Перим проговорил:

– У моего сына есть план. Быть может, он простоват, но сойдет за неимением лучшего. – В голосе его не было радости, а в глазах угадывались гордость и горе.

Вперед вышел его сын, воин – звали его Электрион, – среди пыльных полок и старинных пергаментов он казался зимородком на сухом дереве. Неяркий язычок светильника играл на ожерелье из розового хрусталя и наручнях из инкрустированной бронзы; юбку украшали ярко-зеленые жуки – в Египте их сушат и используют вместо драгоценных камней; пахло от него гиацинтами. Он сказал, что, если умрет важный муж из числа сторонников Астериона, все они отправятся его хоронить, и мы сумеем беспрепятственно захватить Лабиринт, воспользовавшись их отсутствием.

– Хорошая мысль, – проговорил я. – Кто-нибудь из них заболел?

Он расхохотался, блеснув белыми зубами. На Крите есть такая смола, которую все жуют, чтобы очистить зубы.

– Да, Фотий прихворнул, хотя еще не подозревает об этом.

Так звали куратора телохранителей Астериона, сложенного как эллин, рослого мужа с расплющенным в кулачном поединке носом. Я поднял брови и поинтересовался:

– Как это можно сделать?

– О! Фотий весьма печется о своем здоровье. Единственный способ – открыто вызвать его на поединок; я рассчитываю, что он предпочтет копье.

Я и не знал, что на Крите еще не забыли про поединки из-за смертельного оскорбления, однако сразу же подумал, что Электрион незаменим для нас. Но он был старше меня на пять лет, и я мог только спросить:

– Когда это случится?

– Трудно сказать заранее, нужен правдоподобный повод для ссоры, иначе он догадается, что дело нечисто. Пусть твои люди будут готовы.

Я обещал, и мы расстались; они с отцом направились к лестнице, которой спускались сюда, а я пошел в святилище. Мы никогда не провожали друг друга. Даже друзья среди придворных не знали о месте встречи. Все было рассчитано на то, что подземелье скроет тайну.

Я отправился в ее комнату и пересказал новости. Ариадна обрадовалась тому, что не мне предстоит сражаться с Фотием, и сказала об этом – он был серьезным противником, потом спросила, когда состоится поединок, потому что ей надлежит присутствовать на нем. Я отвечал, что не знаю, и больше мы не разговаривали об этом: за всеми делами у нас оставалось мало времени на любовь. Расставаясь, мы мечтали о том, как после свадьбы будем оставаться в постели, даже когда солнце высоко поднимется над горами. В следующую ночь предстояло поститься перед очередной игрой.

Но на следующую ночь я услышал смешок возле дверей Бычьего двора и звон золота. Возможность войти сюда после наступления темноты стоит недешево. Появился Электрион, быстрый и ослепительный: юбку его украшали блестки из перламутра, в волосах благоухала веточка жасмина. На нем было ожерелье из полосатого сардоникса и крученый пояс из телячьей кожи, крытой листочками золота. Он разгуливал среди танцоров, заигрывая с юнцами, болтая о ставках на завтра и о новом быке. Словом, обо всем, что знает всякий, кто следит за происходящим на арене. Однако я заметил его ищущий взгляд и пошел ему навстречу.

– Тесей! – укоризненно возопил он, завидев меня, и отбросил волосы с глаз. – Клянусь, из всех людей ты самый непостоянный. Ты забыл о моем приглашении на пир и отужинал в Бычьем дворе! У тебя вместо сердца кусок хрусталя. И все же я прошу тебя: приди хотя бы послушать музыку, но не медли – вино уже в кубках.

Я попросил у него прощения и сказал, что иду. Слова «вино уже в кубках» были у нас знаком неотложной необходимости.

Мы вышли на большой двор, где в этот еще ранний час горели светильники и сновали люди с факелами. Поглядев мне в глаза, Электрион прислонился к колонне в привычной для критян позе. Кто-то прошел рядом с нами, и со словами:

– Ну почему ты такой жестокий? – Электрион зацепил пальцем мое ожерелье и привлек к себе. А потом негромко сказал: – Минос послал за тобой. Путь отмечен, как прежде. Ты должен идти один.

Все это он выпалил, словно заучил наизусть. До сих пор я получал вести от царя только через богиню. И теперь я смотрел на него, пытаясь понять, что он задумал. Весь его облик, все это критское жеманство и причуды стали подозрительны. Я ведь не знал ничего о его положении среди воинов. Наши глаза встретились. Он взял меня за плечо – рука, нежная на взгляд, оказалась жесткой и твердой.

– У меня есть знак для тебя. Посмотри и бери, как берут подарок у возлюбленного. – И он открыл руку со словами: – Мне приказано сказать тебе, что кольцо очищено огнем. – Тут мимо нас прошел кто-то еще, и Электрион произнес: – Носи, дорогой мой, и вспоминай обо мне.

На его ладони лежало кольцо из бледного золота, древнее и тяжелое. Его покрывала грубоватая и угловатая старинная резьба; тем не менее знак вполне можно было понять: муж с головой быка.

Он дал кольцу соскользнуть в мою подставленную ладонь. Я улыбнулся под его предупреждающим взглядом и принялся вертеть перстень. Мне уже приходилось видеть его. Поэтому я склонился к плечу Электриона, как на моих глазах нередко делали здесь юнцы, и шепнул: