Демон Господа - Уэйн Барлоу

После нескольких часов подъема Ганнибал добрался к подножию мрачной, лишенной каких-либо украшений башни. Сам ее вид был какой-то нехороший. Она походила на трубу без окон, с несколькими светильниками, вверх вилась только скупо освещенная винтовая лестница. Он встал на первую ступень, переводя дух и гадая, что обнаружит наверху. И в тысячный раз спросил себя, зачем вообще сюда пришел. Отчасти его радовало время редкого теперь одиночества — многие души, встреченные генералом после битвы, глядели на него подозрительно, они не могли простить нарушенного обещания, его действий на мосту. А он так надеялся, что победа поможет им понять его, что расставит все по местам. Но как могут они вникнуть в его мотивы, если он и сам-то не всегда в них разбирается? Он подтянул ремни мешка, поправил плащ и продолжил подъем. Иногда ступени пропадали во тьме, и тогда приходилось нащупывать дорогу, чтобы не свалиться вниз.

Спустя пару часов, вспотев и тяжело дыша, генерал добрался до верхней площадки. Перед ним возвышалась массивная, тускло освещенная крохотным светильником дверь, на ней ветвился сложный костяной узор. Ганнибал тревожно оглядел поверхность в поисках замочной скважины: а вдруг он поднялся сюда зря и комната заперта?

Но удача или судьба оказалась на его стороне. Он повернул огромную ручку, и дверь нехотя поддалась. «Глупо было и думать, что она заперта, — упрекнул себя генерал, — без вызова сюда никто не поднимется».

Он вошел в круглый зал, и на него сразу, осушая пот и трепля полы плаща, налетел горячий ветер с запахом серы. Вид из трех широких окон открывался потрясающий. Отсюда был бы виден весь Дис, если бы еще существовал.

Мебель в комнате была также рассчитана на демонов, и для человека оказалась слишком громоздкой, ложа были слишком высоки, Ганнибал не смог на них даже сесть. Он опустил на пол мешок, скинул плащ и растер намятые ремнями плечи. Отросшая новая рука уже почти не досаждала резкой болью, лишь изредка зудела. Она оказалась даже сильнее прежней, и Ганнибал с удовлетворением воспринимал это как некоторую компенсацию за утрату.

Со странной тревогой он увидел пару каменных кубов — они стояли рядом друг с другом посередине зала. Ганнибал подошел к ним и заметил два канала — вырезанные в темном, покрытом пятнами полу, они бежали от одной из сторон комнаты и исчезали под кубами; похоже, они предназначались для подачи жидкости в желоба на камнях. В отдалении виднелись какие-то клетки. «Интересно, для чего все это? — подумал он. — И кого тут держали?? Он решил спросить об этом пленных демонов.

Из зала куда-то вели другие двери, но он почему-то их не открыл, а ограничился поверхностным осмотром: времени еще хватит. А он пока здесь и остановится. Разыщет Эмильсу. Теперь, после падения Мухи, шансы ее найти, по крайней мере, повысились. Он разыщет ее хотя бы для того, чтобы рассказать ей, чего он здесь, в Аду, добился. И возможность уединиться стоила того, чтобы сюда карабкаться. Тот, кому он будет нужен, сможет одолеть подъем.

Взгляд его вернулся к поклаже. Он опустился на колени, развязал мешок, и оттуда с глухим стуком выпал тяжелый, завернутый в лоскутья предмет. Ганнибал потянулся к нему правой рукой, но передумал. Слишком уж тот был тяжел для его слабой человеческой конечности. Взявшись за толстую рукоятку левой — новой, более сильной, — он легко поднял его и приблизил к глазам. Крюки Молоха смотрелись в его руке как нельзя лучше, в скудном свете десять алмазно-блестящих зубьев выглядели угрожающе. Ганнибал пригляделся, заметил на кубах два желоба и поднес оружие к ним. Подошло превосходно, но чего-то не хватало. Он посмотрел на желоба и нахмурился: с этой загадкой надо будет разобраться.

Уже сказывалась усталость, и он растянулся на одном из уступов. Закрыл глаза. В сознании всплыли Див, Ла, другие души, которых он встречал тогда в прежнем своем рабстве. Ганнибал подумал о своем неожиданном возвышении. Да, это — только его заслуга, никто не имел достаточно воли, чтобы даже попытаться сделать подобное. И теперь он никому ничего не должен. А лучше всего то, что теперь он, Ганнибал, по-настоящему понял, где его место. Здесь. И по крайней мере на этот час он счастлив.

* * *

Ее тонкие инструменты были слишком малы, в багаже они могли легко потеряться или сломаться. Лучше оставить их до возвращения. Но когда она вернется? Сколько тысяч лет пройдет? Ни об этом, ни даже о том, куда она направляется, Лилит понятия не имела. Она опустила крохотный резец обратно на столик, рядом с его друзьями, и опять подумала, не будет ли ее уход из Адамантинаркса безумием, действительно ли ее цели были столь непонятными, как казались другим. Она только понимала, что не может оставаться в полуразрушенном городе без Саргатана. Принявший его владения Сатанакия — очень способный демон и прекрасно справится с перестройкой без нее. А когда-нибудь она вернется и снова увидит прекрасный город, где души и демоны живут даже в некоем подобии равенства. Это была мечта. Ее мечта…

А теперь она отправится к дальним Рубежам, где много мест, в которых о восстании и не слыхивали. Она понесет туда свет надежды. Это будет опасная миссия, но на какое-то время она поможет ей отвлечься от тяжких мыслей. Лилит не ощущала горечи, лишь усталость, и ждала от путешествия облегчения и освежения. Ад — место непредсказуемое и еще не раз бросит ей вызов. Но она готова к этому путешествию. И Лилит откинула крышку длинного серебряного футляра, принесенного ей Элигором.

Внутри, на выделанной радужной коже абиссали, лежал Лукифтиас-пе-Рипесоль. Меч Саргатана. Закалка спаяла его души так, что оружие невозможно было разломать, меч был теперь практически вечным. В руке Саргатана Лукифтиас был легким и быстрым оружием, для нее он превратился в тяжелый двуручный меч. Когда-то архидемон обучил ее некоторым приемам боя, но уже одно то, что его меч будет ее сопровождать, успокаивало. А в Пустошах этот клинок вряд ли останется без дела, и ее навыки усовершенствуются. Она прикрыла меч кожами, прикрепила его снаружи клади, чтобы, не слишком бросаясь в глаза, он оставался в пределах досягаемости. В соседней комнате послышались легкие шаги, и Лилит улыбнулась. Чудо преображения Саргатана вернуло ей Ардат Лили, и теперь уж они не расстанутся. Та появилась в дверях с ее одеждой, и сердце демона наполнилось теплотой к своей служанке. Казалось, мир вокруг Лилит никогда не перестанет изменяться.

— Госпожа моя, твои кожи готовы. Тебе чем-нибудь помочь?

Лилит огляделась, проверяя, все ли в порядке. По возвращении она не хотела снимать печати и наводить в покоях порядок. Взгляд ее вернулся к рабочему столику.

На нем, среди инструментов, стояли две фигурки. Одна — она сама. Элигор принес ее из купола Вельзевула. Грубоватое раннее изделие, когда она еще только училась работать. Вторая — только что законченное изображение Саргатана. Оно было сделано из множества кусочков белейшей кости абиссали, и начала она его еще в Дисе. Эта фигурка нравилась ей гораздо больше: в ней чувствовалась рука опытного мастера, сочетались утонченность и мощь, естественность позы и напряженность мысли — все, что было характерно для покинувшего Ад серафима. Лилит считала эту статуэтку своим лучшим произведением. Она собиралась оставить их здесь, но вдруг схватила кусок кожи, тщательно завернула обе фигурки и засунула в наружный карман мешка. Элигору они понравятся.