Возвращение в Оксфорд - Дороти Ли Сэйерс

И так всю дорогу — по тропинке вдоль реки, по дорожке до зданий Крайст-Черч-Медоу и обходя сам Крайст-Черч — от Трапезной до кухни, от собора до библиотеки, от Меркурия до Большого Тома. А небо становилось все ниже, все сильнее давило, и так до тех пор, пока Гарриет, которая давно уже чувствовала, что череп ее будто набили ватой, не сдалась на милость сильнейшей головной боли.

Буря дождалась конца ужина, хотя и грозила раскатами грома. В десять часов первая зарница озарила небо, словно луч прожектора, вычертив крышу и верхушки деревьев темно-фиолетовым силуэтом на фоне черноты, а потом загремело так, что содрогнулись стены. Гарриет распахнула окно и высунулась наружу. В воздухе стоял свежий запах приближающегося ливня. Еще одна вспышка и раскат грома, резкий порыв ветра и, наконец, стремительные потоки воды, бурление переполненных водостоков и — покой.

Объявим перемирие, мой друг!

Война вредна и сердцу, и уму.

Она швыряет нас в порочный круг,

В котором нет победы никому.

Я предлагаю мирный договор,

Тебе в уплату сердце отдаю.

Давай на этом завершим наш спор.

Прими ж любовь и мне отдай свою.[193]

Майкл Дрейтон

— Славная была гроза, — сказала декан.

— Первоклассная, — сухо ответила казначей. — Если, конечно, любишь грозу и если не приходится возиться с теми, кто ее не любит. В крыле скаутов было настоящее светопреставление. Мне пришлось туда пойти. У Кэрри началась истерика, кухарка решила, что пришел ее последний час, Энни вопила как резаная, что, мол, ее детки испугаются до смерти, и рвалась немедленно ехать в Хедингтон, чтобы их утешить.

— Странно, что вы ее тут же не отправили на самом лучшем автомобиле, — саркастически вставила мисс Гильярд.

— А у одной горничной случилось обострение религиозных чувств, — продолжала мисс Стивенс, — и она стала исповедоваться во всех своих грехах восхищенным слушателям. Не могу понять, почему люди так плохо владеют собой.

— Я страшно боюсь грома, — сказала мисс Чилперик.

— Эта несчастная Ньюланд опять разошлась, — сообщила декан. — Фельдшер очень о ней беспокоится. Лазаретная горничная спряталась в стенном шкафу и заявила, что ни за что не останется одна с пациенткой. К счастью, мисс Шоу смогла ее успокоить.

— А кто были те четыре студентки в купальниках, которые плясали во дворе под дождем? — поинтересовалась мисс Пайк. — Получилось очень живописно. Напомнило мне ритуальные танцы племени…

— Я боялась, что молния ударит в буковые деревья, — сказала мисс Берроуз. — Я иногда думаю, не опасно ли, что они так близко от зданий. Если повалятся…

— У меня с потолка течет, казначей! — вступила в разговор миссис Гудвин. — Прямо водопад, и как раз над кроватью! Пришлось переставить всю мебель, и ковер совсем…

— И все равно, — повторила декан, — гроза была славная, и воздух стал чище. Посмотрите — видел ли кто-то более ясное воскресное утро?

Гарриет кивнула. Яркое солнце, влажная трава, свежий прохладный ветерок.

— Слава богу, у меня голова прошла. Хочется заняться чем-нибудь приятным, спокойным, поистине оксфордским. Посмотрите, какие кругом яркие краски — синий, алый, зеленый, как в иллюминированном миссале.[194]

— Я скажу вам, что мы сделаем, — весело заявила мисс Мартин. — Пойдемте послушаем университетскую проповедь как две добрые прихожанки. Не могу представить себе ничего более успокоительного и академического. И к тому же проповедь читает доктор Армстронг, он всегда говорит что-нибудь интересное.

— Университетскую проповедь? — Предложение декана позабавило Гарриет. — Мне бы такое и в голову не пришло. Но это идея. Определенно. Давайте пойдем.

Да, мисс Мартин оказалась права: это был великий англиканский компромисс в своем самом утешительном и церемониальном обличье. Торжественная процессия докторов в мантиях с капюшонами; вице-канцлер кланяется проповеднику, перед ними семенят бидли;[195]вереница черных мантий, яркие летние платья преподавательских жен, гимн и приглашение к молитве. Строгий проповедник тоже в мантии с капюшоном, в сутане, с двумя белыми лентами, спускающимися с воротника,[196]— спокойная речь, произнесенная ясным, высоким голосом с университетским выговором, тактично проясняет взаимоотношения христианской философии с атомной физикой. Здесь Университет и англиканская церковь могут облобызаться в духе правды и мира,[197]как ангелы на «Мистическом рождестве» Боттичелли: нарядные, охваченные возвышенным весельем, чуть манерные в нарочитой взаимной любезности. Здесь могут они без запальчивости обсудить общие проблемы, учтиво согласиться друг с другом или столь же учтиво признать разногласия. Что же до гротескных и уродливых бесов, крадущихся по низу картины, то о них ангелам сказать нечего. Что могли бы ответить они, если бы у них спросили совета о шрусберских событиях? Другие наверняка проявили бы больше решительности. Католическая церковь не замедлила бы дать совет — обтекаемый, мудрый, отточенный опытом. Причудливые секты Новой психологии, полные горечи и разлада, тоже отозвались бы какой-нибудь болезненной и невнятной сентенцией, приправленной ярым экспериментаторством. Любопытно представить себе, как фрейдистский университет вступает в нерасторжимый союз с римской церковью — уж точно им не удалось бы достичь той гармонии, в которой живут англиканская церковь и факультеты классической филологии! Но как приятно поверить, пусть хоть на час, что все проблемы человечества можно разрешить в такой отстраненной и благостной манере. «Университет — это рай»[198]— чистая правда, но: «В ад можно попасть, уже будучи у врат в Небесный Град…»[199]

Священник произнес благословение, орган продолжал играть — что-то фуговое, добаховское, процессия вновь собралась и сразу же рассыпалась: одни двинулись к северной двери, другие к южной. Прихожане встали и устремились к выходу в упорядоченном беспорядке. Мисс Мартин, любившая ранние фуги, не двинулась с места, и Гарриет сидела рядом с ней, словно в забытьи, не отрывая глаз от нежно раскрашенных святых на крестной перегородке. Наконец обе они поднялись и направились к дверям. Мягкий, свежий порыв ветра встретил их, чуть только они шагнули на Крыльцо доктора Оуэна и оказались между двумя витыми колоннами.[200]Декан тут же схватилась за свою непокорную шапочку, а ветер раздувал их мантии как паруса, закручивал точно свитки. Небо между закругленными подушками облаков было бледным и прозрачным, словно аквамарин.