Охота на ведьму - Астрид Фритц

Словно в тумане, я увидела, как брат Генрих покачал головой, приподнялся и прошептал судье что-то на ухо.

– Исправляю допущенную ошибку. Мы постановляем и доводим до твоего сведения, что ты будешь подвергнута пыткам с целью дознания завтра в девятом часу утра. Также мы постановляем, что теперь ты содержишься в камере не для защиты, как ранее, а в наказание, и потому будешь закована в цепи.

Чуть позже

Когда я вернулась в камеру, слезы градом покатились по моему лицу. Всхлипывая, я сидела на соломе, пока старый стражник молча надевал мне на лодыжки железные кандалы, прикованные цепью к стене. Когда он чуть позже сменил ведро и принес мне обед, я все еще плакала. Будто все невыплаканные слезы последних трех дней просились наконец-то наружу.

Никакой надежды у меня не осталось. Завтра утром палач применит ко мне пытки, и я признаюсь во всем, что от меня потребуют. И на этом моя судьба будет решена – гибель в пламени костра. Но зачем этот проклятый инквизитор, которого мне теперь нельзя было называть братом Генрихом, решил помучить меня ожиданием? До пыток оставалось еще полдня и целая ночь…

В какой-то момент я, видимо, заснула от изнеможения. Я вскинулась ото сна, услышав пронзительный скрип решетки: кто-то вошел в мою камеру. Неужели наступило следующее утро?

Но передо мной стоял не заплечных дел мастер, а какая-то женщина, и слабый свет, заливавший пост охранника, показывал, что сейчас еще день. Только через мгновение я узнала в этой женщине жену мастера Буркхарда. Невзирая на жаркое лето, на руках ее виднелись перчатки, а на шее – такой же амулет, как и у судей. При себе у супруги врачевателя были корзинка и светильник. Дверь она не закрыла, видимо, зная, что я прикована к стене.

– Вставай и раздевайся, – грубо рявкнула она, не поздоровавшись.

– Что вам от меня нужно? – испуганно спросила я.

– Увидишь. Поторапливайся, у меня нет ни малейшего желания провести полдня в одной камере с ведьмой.

– Прекратите! Я не ведьма, и вы это знаете.

– Знаю? Правда? Ничего, допрос с пристрастием покажет, что к чему.

Я попыталась подняться, но кандалы на ногах мешали и у меня ничего не получилось. Женщина с неохотой протянула мне руку.

Когда я встала, она вытащила из корзины грубую однотонную робу и потрескавшиеся деревянные башмаки. Тогда я поняла, что сейчас произойдет.

Руки у меня тряслись, и я едва сумела расстегнуть все крючки на лифе платья. Жена Буркхарда помогла мне стянуть платье, и я осталась перед ней в короткой нижней сорочке.

– Снимай все! – приказала она.

Я невольно покосилась на решетку.

– А где стражник?

– Ушел наверх, пока мы тут с тобой не закончим. – Из корзинки она достала ножницы и бритву.

– Я… я этого не выдержу… – прошептала я, покачнувшись, и оперлась о холодную каменную стену.

– Да ты будешь раздеваться или нет?

Она грубо вздернула мои руки вверх и стащила с меня сорочку. Стоя перед ней в чем мать родила, я уже собиралась нагнуться за робой, но женщина меня опередила.

– Оденешься потом. Вначале тебя нужно побрить. Стой смирно, иначе может быть больно.

И она принялась сбривать мне волосы под мышками.

– Ничего нет, – громко сказала она в конце.

А потом она действительно принялась брить мне лобок.

– Почему вы это делаете? – в ужасе спросила я.

– Потому что ты могла спрятать где-то на теле метку чар молчания. Как и большинство ведьм.

Кровь громко стучала у меня в ушах, но мне почудилось, что откуда-то снаружи донесся сдавленный стон.

– Там кто-то есть? – вскрикнула я.

– Тут никого нет, кроме меня. Так что стой и не дергайся, милочка! Так… готово. Тоже ничего нет.

Будто этого унижения было недостаточно, она сунула руку в перчатке мне между ног, вначале сзади, разведя ягодицы, затем спереди. Я завопила.

– Ну чего ты орешь?! – проворчала она. – Тебя ждет куда худшее, поверь мне.

На мгновение мой гнев вернулся.

– Что ты за баба бессердечная такая! – прошипела я.

Жена врачевателя невозмутимо протянула мне потрепанную робу.

– Теперь можешь одеться и сесть, мне еще нужно тебя подстричь и сбрить волосы на голове.

Я обессиленно повиновалась. Зажмурившись, я слушала, как щелкают ножницы, срезая волосы, а потом бритва, неожиданно холодная, начала царапать кожу головы. По виску потекла теплая струйка крови.

– Готово. Можешь открывать глаза.

Я стерла кровь со щеки и посмотрела на кучку рыжеватых светлых локонов, рассыпавшихся по попоне. На мгновение во мне вспыхнуло желание схватить бритву, неосторожно оставленную женщиной на полу, и всадить ей в горло. Просто чтобы причинить ей боль. Меня уже все равно ничего не спасет. Я едва устояла перед этим искушением.

– И обувь.

– Зачем менять обувь?

– А зачем тебе отличная обувь из телячьей кожи в пыточной? – возразила жена Буркхарда и стянула с меня туфли, вытряхнула их, а потом осмотрела пальцы моих ног – не спрятан ли там амулет.

Я стояла неподвижно, наблюдая за происходящим словно со стороны. Наконец женщина собрала все свои вещи в корзину, вместе с моими туфлями.

– Достопочтенные господа судьи обещали мне их в награду за работу. А твое платье… – Она сложила в корзину платье и накидку. – Твое платье получит палач, когда все закончится.

С этими словами она вышла из моей камеры, закрыла решетку и провернула ключ в замке.

– Все чисто, я ничего не смогла найти, – сказала она уже снаружи.

И я услышала хриплый голос, от которого у меня кровь застыла в жилах.

– Ты отлично справилась.

Так значит, инквизитор тоже был в подвале!

Жена мастера-врачевателя была не единственной, кто явился ко мне в камеру в тот день. В какой-то момент за решеткой показался сухопарый седой старик. Он стоял и молча смотрел на меня, и я, подумав, что вижу призрака, поспешно отвернулась.

– Это не Сюзанна, – сказал он.

Голос старика показался мне странно знакомым.

– Ну конечно, это она, – настаивал охранник. – Сюзанна, уж будь добра, встань и подойди поближе. К тебе посетитель. Он хочет поговорить с тобой, но мне нельзя впустить его в камеру.

Только тогда я узнала отца Эльзбет – и испугалась. Мне было очень стыдно, что он видит меня в таком жалком состоянии. И в то же время во мне затеплилась надежда на то, что я смогу избежать казни. Старый пекарь мог передать весточку обо мне моему отцу.

С трудом поднявшись на ноги, я шагнула к решетке – насколько мне позволяла цепь на лодыжке. Конскую попону я натянула на голову, чтобы скрыть уродливый лысый череп.