Охота на ведьму - Астрид Фритц

– Это и правда ты, малышка Сюзанна из Гензегэсхена! – надтреснутым голосом произнес он. – Ох, горюшко-то какое… Когда Эльзбет узнает, что ты сидишь тут в темном подвале, она очень огорчится.

– Эльзбет умерла, дядюшка, – тихо сказала я.

– Что ты такое говоришь? Глуховат я стал, глуховат.

– Эльзбет умерла!

– Умерла? А ведь верно, я опять забыл. Умерла доченька моя, как и моя милая жена.

Слезы градом покатились по его морщинистым щекам. Мне хотелось поплакать вместе с ним, но не осталось слез.

Он вытер лицо.

– Но почему на тебе такой странный наряд? И где твои чудные белокурые локоны? Ты выглядишь так странно.

– Это потому, что завтра утром меня поведут в пыточную. Пожалуйста, дядюшка! Сходите к нам домой и скажите моему отцу, что я здесь в заточении. Меня обвиняют в том, что я ведьма, но инквизитор лжет! Папе нужно подать поручительство за меня, чтобы меня выпустили из темницы. Найти свидетелей, чтобы те дали показания в суде о том, что я не ведьма. Пожалуйста, дядюшка! Иначе меня убьют!

– Что? Ты ведьма?

– Нет! Я не ведьма! – завопила я. Похоже, папа Эльзбет совсем оглох. – Скажите моему отцу, что я здесь, пусть обратится в суд.

Похоже, он меня понял.

– Твой отец не знает, что ты здесь?

– Нет, в том-то и ужас.

Старик задумчиво кивнул.

– Да-да, я сам только узнал. Меня господин инквизитор вызвал. Сказал, чтобы я уговорил тебя сознаться в твоих злодеяниях. Тогда Господь смилуется над тобой.

– Но я ни в чем не виновата, понимаете?

Он протянул мне свежую белую булочку.

– Вот, я тебе гостинчик принес. Из пекарни Конрада.

Аромат булочки вызвал во мне воспоминания о детстве, когда мы с Эльзбет все время бегали зимой в пекарню, спасаясь от холода, грелись там и таскали сырое тесто.

– Если ты скажешь правду, – продолжил старик, – то тебя оставят в живых, так господин инквизитор говорит.

– Но я же вообще ничего плохого не сделала! – в отчаянии воскликнула я.

Похоже, старик совсем ничего не понимал.

И вдруг он опять разрыдался.

– Ох, Эльзбет, доченька моя, как же ты могла так поступить с нами? Твоя матушка не вынесет такого позора.

Я покачала головой.

– Я не Эльзбет. Я подруга Эльзбет, Сюзанна. Из Гензегэсхена. Вы должны пойти к моему отцу, немедленно.

– Нет-нет, какой позор! – Старик пошатнулся и чуть не упал, но вовремя схватился за прутья решетки. – Как ты могла так поступить с нами? Разве мы не воспитали тебя богобоязненной и глубоко верующей девочкой?

Я сдалась. Старик отец Эльзбет был явно не в себе.

– Идите домой, дядюшка, отдохните, – устало сказала я и отвернулась.

Булочку я равнодушно бросила на свою подстилку из соломы.

Теперь со мной произойдет что-то невообразимо ужасное. Я совсем потеряла надежду.

В этот день Готшальк заступил на пост куда раньше, чем прежде. Отправив лысого стражника домой, он подошел к решетке.

– Я так и думал. – Он явно был потрясен моим обликом. – Обритая и в ведовской робе. Новый охранник тебя хоть не обижает?

Я молча мотнула головой.

– А теперь послушай меня внимательно, Сюзанна, – настойчиво произнес Готшальк, понижая голос. – Тебе нужно добиться, чтобы тебя перевели к другим подозреваемым в башню. Причем немедленно. Я сообщу судебному помощнику, что ты готова дать в суде важные показания. Ты скажешь, что можешь навести на остальных ведьм в башне чары, чтобы они во всем сознались, но для этого тебе нужно встретиться с ними лицом к лицу. И что потом ты сознаешься во всех преступлениях. Я знаю, что ни одна из подозреваемых еще ни в чем не призналась, даже Лейтнер во время допроса с пристрастием. Скажи судьям – или инквизитору, не важно, кому именно – что тебе нужен час времени, чтобы чары подействовали. А после этого пусть они приходят в башню и сами удостоверятся.

– Я не хочу в башню, – устало сказала я. – Признаваться мне не в чем, и колдовать я не умею.

– Я тебе верю, но речь вовсе не об этом. Главное, чтобы тебя перевели в башню. Ты поняла?

– Да. Но что мне это даст? Так будет только хуже.

– Доверься мне, Сюзанна. Больше я ничего не могу тебе сказать.

Вскоре после этого

Генрих сидел в одиночестве за столом в Малом зале ратуши. В зале напротив шло заседание магистрата, оттуда доносились приглушенные голоса советников. Наконец-то у Крамера нашлось время заняться черновиком «Молота ведьм». В конце осени монах собирался отвезти готовую книгу в Шпайер, где находилась знаменитая мастерская книгопечатника Петера Драха.

Он снова и снова прокручивал в памяти подробности допроса. На вопрос о том, существуют ли ведьмы и реальны ли злонамеренные чары, Сюзанна, как и все ведьмы на первом допросе, ответила отрицательно, что уже само по себе было подозрительно. Если подозреваемая невиновна, она ответит правильно: «Что существует, а что нет, ведомо лишь Всевышнему». Непременно нужно будет написать об этом в «Malleus Maleficarum». Как и о том, что отсутствие слез является признаком колдовского дара. Да, и стоит упомянуть аргумент судьи Голля – сам Крамер раньше никогда не задумывался о том, почему Спаситель был рожден в мужском облике.

Перо царапало бумагу, пока Генрих не остановился, чтобы передохнуть и сделать глоток красного вина. Все-таки удачно он придумал – допросить Лейтнер с применением пыток, пусть этим инквизитор и навлек на себя неодобрение магистрата, ведь по изначальному уговору при любом допросе с пристрастием должен был присутствовать хотя бы один судья. Как бы то ни было, вопли обвиняемой поразили Сюзанну до глубины души. Сломить волю подозреваемого – таков, с точки зрения Крамера, был основной принцип ведения допроса. Именно для этого перед пытками обвиняемого нужно запереть на ночь, чтобы он поварился в соку собственных мыслей. Как Сюзанна сейчас. Наверняка она глаз сомкнуть не может от страха. И рано или поздно Лейтнер во всем сознается. Главное – пытать ее и дальше. Поскольку по законам города проводить повторный допрос с пристрастием запрещалось, Генрих решил прибегнуть к уловке и обозначить в протоколе второй допрос как продолжение первого, в конце концов, пытки ведь пришлось прервать из-за того, что ведьма потеряла сознание.

До сих пор все шло своим чередом, но Генрих оставался недоволен. Мало того, что Лейтнер не призналась в своих злодеяниях, хотя Крамер был уверен, что именно она возглавляет здешний ведовской ковен, так еще и Сюзанна оказалась куда крепче духом, чем он ожидал. Как дерзко и нагло она порой отвечала на его вопросы! Ну ничего, завтра в пыточной он ей покажет, что к чему.

Тиски для пальцев и испанский сапожок он предпочитал не использовать – в отличие от других инквизиторов Генрих не выносил вида женской крови. Нет, он поднимет Сюзанну на дыбу и подвесит на ширину ладони над полом, вначале без утяжеления. Он уже во всех восхитительных подробностях представлял себе это зрелище.