Искушение временем. Книга 1. Не ангел - Пенни Винченци

— Всю ночь? Почему?

— Когда я выезжала отсюда, как раз начался налет. Вам когда-нибудь приходилось укрываться в метро?

— Нет, — ответила Селия, — не приходилось. В основном мы пережидаем налеты дома. Однажды провели ночь в подвале церкви Святого Мартина, но там было невыносимо. Столько народу готовили ужин на примусах, что по стенам ручьями стекала вода.

— В метро еще хуже. Там жуткая вонь, а храп! Страшное дело. Поэтому я просто села в поезд, который ходит по кругу, и спала. Куда приятнее.

— Надо же, — удивилась Селия, — как предприимчиво. Приберегите эту историю для наших военных дневников. Это что, предложение по оформлению антологии поэзии?

— Да. Оно опять очень простое, но я хотела сэкономить на третий том «Фронтовых писем». Поэтому только графика… снова. — Джилл вздохнула. — Неужели у нас когда-то были цветные обложки? Или это какой-то мираж?

— Были, — твердо сказала Селия, — и будут. Очень красиво, Джилл, спасибо.

— Хорошо. Тогда я велю запускать их. Как с заявками?

— Неплохо. Как видите, — улыбнулась Селия. — А на «Фронтовые письма» будет еще больше. Не знаю, что бы мы делали без этих книг.

— Ваша идея, леди Селия.

— Да? Я уж забыла.

То, что Селия сказала вначале, было неправдой: она вовсе не считала, что отсутствие новостей — хорошая новость. Фронтовые письма и телеграммы сильно запаздывают. Оливера могло не быть в живых уже много дней, а она все еще не знала об этом. Неправдой было и то, что Селия к этому привыкла, чувство страха, почти физического ужаса перед возможной реальностью постоянно в ней возрастало. Ей больше не снились дурные сны — она почти не спала, просто судорожно дремала, забывалась и проваливалась, как при болезни или сильной боли. И у нее действительно было ощущение, что она нездорова, что у нее все болит. Ее постоянно подташнивало, и в желудке осела свинцовая боль. Что бы она ни делала, где бы ни была, перед ней вставали видения страшной окончательной телеграммы или самого Оливера, изувеченного до неузнаваемости. Селия думала, что нет ничего хуже первого удара, но на самом деле последовавшие затем долгие дни и ночи — а их уже было шесть — оказались намного мучительнее. Без работы, в которую она погружалась, куда бежала, ища избавления, Селия, наверное, давно бы сошла с ума, и иногда ей казалось, что она близка к этому.

Однако и работать становилось безумно трудно. Две работницы, которых Селия наняла в качестве секретарей и агентов, подали заявление об уходе, чтобы работать на военной фабрике, и теперь в распоряжении Селии оставались только двое служащих. Помимо прочего, им с ММ все чаще и чаще приходилось выписывать счета.

Вечерами они подолгу просиживали в подвале на Чейни-уок, работая и краем уха прислушиваясь к падению бомб.

— Кому все это нужно! — возмущалась ММ, но Селия убеждала ее, что нельзя так думать.

Если они все же проиграют войну, издательству не выжить при долге им эдинбургского «Джеймс Тин» или оксфордского «Блэкуэлл». Долг уже составил несколько сотен фунтов. Временами предательская мысль мелькала в голове Селии: «упаковать» «Литтонс» до конца войны, а затем снова открыть его, но она всегда отвергала эту мысль. Другие издательские дома продолжали бороться за выживание, и отсутствие «Литтонс» на рынке будет очень на руку «Макмиллан» или «Коллинз». А когда настанет время снова открыть «Литтонс», они растеряют всех клиентов. Кроме того, Оливер доверил ей дело — ей и ММ, и они не имели права его провалить. Это было самое малое, чем они могли отблагодарить его за все, что он для них сделал. Для них и своей страны.

Бомбежки участились. Старые цеппелины уступили место гораздо более современным машинам, способным преодолевать расстояния в тысячу миль, так что теперь было вполне реально долететь от Берлина до Лондона и обратно. Часто Селия, ММ, миссис Билл и Брансон, отсидевшись в подвале, выбирались оттуда после налета и вместе шли в ночной город, чтобы выяснить, что разбомбили. Как-то ночью бомбежки приблизились к ним вплотную. В темноте они мало что видели, но наутро оказалось, что в Грин-парке, прямо у заднего входа в гостиницу «Риц», образовалась огромная воронка, в самой гостинице выбило половину стекол в окнах, выходящих на Пикадилли, а над территорией Букингемского дворца прошел ливень шрапнели.

Все страшно устали. Даже ездить в Биконсфидд, чтобы повидать детей, стали намного реже. Селия знала, что по приезде туда столкнется с множеством других проблем: капризами близнецов, сложностями, которые испытывала мисс Эдамс на занятиях с ними, тревогой Барти по поводу Билли, бесконечными мокрыми пеленками Джея после каждой ночи. И хотя последнее не касалось ее непосредственно, ММ постоянно переживала из-за этого и делилась с Селией своими страхами — в общем, проблемам не было конца.

А Селия так скучала по Оливеру: она бы раньше никогда не поверила, что может так скучать. Она тосковала по голосу мужа, его улыбке, когда он входил в комнату, по всем счастливым, суетливым разговорам о детях и более серьезным беседам об издательстве, даже по их вечным спорам относительно авторов, бюджета, должностных повышений и издательской стратегии. Мечта о том, чтобы делить с ним все эти заботы, казалась почти несбыточной. А держать «Литтонс» на плаву в финансовом отношении становилось все труднее и труднее: продажи падали, цены росли, помещение приходило в негодность. В крыше была дыра, образовавшаяся в том числе и от бомбовых ударов, и из нее текло: ежедневно утром и вечером под ней меняли ведра, и с каждым разом ведра наполнялись все быстрее. На самом деле нужно было полностью менять крышу, но они просто не могли себе это позволить, да и того, кто мог бы им помочь, тоже не было. Строителей и кровельщиков катастрофически не хватало, даже трубочистом работала женщина, заменившая своего мужа. То была замечательно бодрая и храбрая дама. Когда она заканчивала работу, Селия и ММ поили ее чаем с тостами, если не было печенья.

— По мне, это куда лучше, — наливая чай в блюдечко, говорила трубочист. — Уж лучше каждый день торчать наполовину в трубе, чем наполовину в кадушке с бельем.

— Нужно сделать книгу о том, каково пришлось женщинам за эти годы. Мы могли бы так и назвать ее: «Женщины на этой войне», — предложила Селия.

ММ согласилась и добавила, что часто задумывается, есть ли вообще на свете такая ситуация, которую Селия не пожелала бы обратить в книгу. Та с улыбкой ответила, что таковой не припомнит.

Уборщиц не осталось, и их работу приходилось выполнять Селии и ММ. Некоторые из женщин помоложе отказались, заявив, что приходят на службу не затем, чтобы убираться. Селия твердо заявила: раз они не желают этого делать, тогда уборкой займется она сама. Она так добросовестно мела и мыла полы вокруг их столов, что те усовестились и согласились помочь, но за дополнительную плату, иначе получится, что они выполняют две работы за тот же оклад. Селия ответила, что выполняет около дюжины разных работ, и ничего, но, конечно, подобное сравнение едва ли было справедливо. И она, и ММ, несмотря на высокие налоги — теперь ставка составляла шесть шиллингов с фунта, — по абсолютным меркам оставались людьми богатыми: они по-прежнему жили в большом, удобном, пусть и холодном, доме и часто имели на столе парное мясо и овощи, привезенные из Эшингема. Положение с продовольствием снова ухудшилось, несмотря на введение пайков. В газетах писали, что в январе в очередях на рынке «Смитфилд» выстраивалось до четырех тысяч человек ежедневно и около миллиона — каждую неделю, и это только в Лондоне.