Брижит Бардо. Две жизни - Джеффри Робинсон

Не успел он переехать на житье к Брижит, как начал, к великому ужасу последней, оказывать знаки внимания ее 32-летией кобыле по кличке Герцогиня, которую Бардо спасла от бойни. Шарль оказался страшно похотливым типом — вскоре он положил глаз на ее ослицу Мимозу, у которой в тот момент как раз была течка.

Твердо уверенная, что страдания животных отчасти проистекают от того, что их расплодилось слишком много, а также будучи убежденной сторонницей стерилизации домашних питомцев, Бардо в четверг 25 мая послала за ветеринаром.

Доктор Жак Обертен, чья клиника находится неподалеку от Сен-Максима, уже через несколько часов прибыл в «Гарриг» и якобы предупредил Бардо, что, если Шарль «обрюхатит» ее Герцогиню, старая кобыла не выдержит подобных трудов и наверняка издохнет. Ну а поскольку Брижит не имела возможности держать животных порознь, а кроме того, ей никак не удавалось дозвониться до владельца ослика, Маниве, по ее собственным словам, ей ничего не оставалось, как кастрировать бедного Шарля.

По мнению Маниве, это более, чем странное утверждение. «Вы когда-нибудь видели, чтобы ослик гонялся за старой кобылой, когда рядом находится молодая ослица, да притом в охоте? И как вообще ветеринар мог утверждать, будто Шарль представляет для кобылы смертельную опасность; можно подумать, ему неизвестно, что кобыла, которой за тридцать, уже много лет как бесплодна. Как бы то ни было, даже если предположить, что Шарль проявил повышенную активность — не стану спорить, он вполне мог гоняться за Мимозой, — худшее, что могло произойти, так это то, что она от него забеременела бы. И если вы и впрямь любите животных, то что на свете может быть симпатичнее новорожденного ослика? Я на ее месте только обрадовался бы».

Когда Маниве позвонил Обертену, чтобы спросить, на каком основании тот кастрировал Шарля — по мнению Маниве, любой уважающий себя ветеринар вначале бы поинтересовался, чем вызвана такая необходимость — «по крайней мере, он должен был выяснить кому, собственно, принадлежит этот ослик», — Обертен заявил ему, что не намерен обсуждать «тот маскарад».

Позднее Обертен заявил, что его меньше всего касается тот факт, кто является владельцем ослика. Сегодня он отметает любые расспросы под довольно странным предлогом; «Я обязан уважать медицинские тайны моих клиентов».

Даже если принять на веру довольно комичное утверждение, что и пациент-осел имеет право на медицинскую тайну, остается непонятным, почему Обертен отказывается объяснить, почему, например, он не сделал чересчур активному Шарлю успокоительный укол или просто напросто не порекомендовал содержать его отдельно от Герцогини и Мимозы.

Как бы там ни было, как только Маниве услышал эту новость, он тотчас вернулся в Сен-Тропез и отправился в «Гарриг» забрать своего теперь

уже «оприходованного» ослика. Однако, когда он туда пришел, ему было сказано, что мадам Бардо уехала и, вообще, вернется не раньше конца сентября, и, самое главное, уезжая, она запретила отдавать ослика кому бы то ни было без ее разрешения.

Когда же Маниве поинтересовался, на каком основании она оставила Шарля у себя, садовник Бардо сказал, что его хозяйка хотела убедиться, что месье Маниве хорошо обращается со своими, животными.

Маниве и так уже страдал от того, что ржание его Шарля звучало на пару октав выше и никто при этом даже не соизволил извиниться перед ним за содеянное, но теперь он и вообще потерял дар речи, услышав, что Бардо пытается воспрепятствовать ему забрать своего питомца назад.

Маниве потребовал, чтобы перед ним извинились. Когда же ответа не последовало, он позвонил своему адвокату, чтобы тот велел судебному приставу привести Шарля, после чего подать иск на Бардо.

Поскольку французские законы не проводят никакого разграничения между животными и любым другим видом собственности, в основу иска был положен тот факт, что Маниве попросил свою соседку присмотреть за принадлежащей ему вещью и, хотя Бардо ответила согласием, эту вещь она вернула ему в поврежденном виде.

Маниве требовал компенсации в 4 с половиной тысячи франков за нанесенный ему материальный ущерб, то есть за кастрацию ослика, плюс еще десять тысяч за моральный.

Дело рассматривалось в суде Сен-Тропеза 23 октября 1989 года.

Адвокат Маниве согласился с тем, что ослик вел себя похотливо — он употребил при этом французское словечко «chaud tapm», то есть «горячий заяц», — однако подчеркнул, что бедняга заплатил за свою страсть слишком высокую цену. «Этот случай можно приравнять к краже семейных драгоценностей в деревне, где больше не придают значения подобным вещам».

Поскольку Брижит не могла присутствовать на разбирательстве лично, она 16 октября собственноручно и на официальном бланке ее фонда написала в адрес судьи послание, в котором извинялась за свое отсутствие. Видите ли, объясняла она, дела держат ее в Париже, где она сейчас готовит телепрограмму о правах животных. В конце письма Бардо сообщала о том, что, когда Маниве пришел забирать Шарля, ее возмущению не было предела.

«Я люблю всех животных, что оказываются у меня, и я подумала, что этот малыш — и это об осле весом в 250 кг! — теперь мой. Я никогда в глаза не видела никакого Маниве и слыхом о нем не слыхивала. Ни он, ни его садовник, ни кто бы то ни было другой не просили меня присмотреть за бедным животным, моя доброта говорит сама за себя. Я никогда не берусь присматривать за чужими животными, потому что я потом слишком сильно к ним привязываюсь».

По ее словам, она кастрировала Шарля — которого она переименовала в Перишоля, — потому что тот был слишком агрессивен по отношению к Мимозе и Герцогине. «Мне жаль, что этот случай обернулся в нечто столь смехотворное, жаль, что я больше не увижу моего Перишоля, жаль, что в эту историю оказалось втянуто французское правосудие».

Когда же суд вынес вердикт, было ясно как божий день, кто в городе хозяйка. Местный судья посчитал, что Маниве не располагает вескими доказательствами того, что он однозначно объяснил мадам Бардо, что именно он является владельцем ослика, отчего та решила для себя, что ослик теперь перешел в ее собственность, и, пребывая в этом убеждении, она имела полное право поступить так, как считала нужным. А посему, иск Маниве следует считать необоснованным. Более того, по мнению судьи, Маниве нанес Бардо и ее репутации как активистке по защите прав животных невосполнимый моральный ущерб и должен заплатить штраф в размере 20 тысяч франков.

Такой несправедливости Маниве никак не ожидал. «Он меня оштрафовал! Он, видите ли, считает, что я своими действиями бросил