Брижит Бардо. Две жизни - Джеффри Робинсон

тень на доброе имя мадам Бардо и ее деятельность по защите прав животных! Да в этом мире все вверх тормашками!»»

Маниве опротестовал решение.

1 октября 1992 года дело слушалось в апелляционном суде города Экс-ан-Прованс. На этот раз судьи сняли с Маниве штраф, однако отказались изменить первоначальную формулировку. Апелляционный суд согласился с тем, что Маниве не в состоянии доказать, будто Бардо было в действительности известно, что у ослика имеется законный хозяин и он отнюдь не бездомное животное. Судя по всему, согласно французским законам, вещь стоимостью менее 5 тысяч франков может быть передана на хранение другому лицу лишь на страх и риск ей владельца, если, конечно, тот заранее не потребовал расписки. Отсутствие такой расписки, а также свидетелей, способных подтвердить обратное, означает, что суд нижней инстанции был совершенно прав, вынеся решение в пользу мадам Бардо.

Качая головой и до сих пор отказываясь верить, Маниве задается вопросом: «Ну как, по-вашему, я мог прийти к ней и сказать, не будете ли вы так добры присмотреть пару недель за моим осликом, только, прошу вас, дайте мне расписку?»

На всех, кто только был причастен к этой тяжбе, тотчас обрушилась лавина корреспонденции. В ратушу Сен-Тропеза пришла открытка следующего содержания: «Брижит не дала мне сыграть в «крик-крак», вместо этого она сделала мне «крик и крак».

Другая открытка с изображением ослика гласила: «Слава Богу, у нас все в порядке. Жизнь прекрасна. Не то что для Шарля в Сен-Тропезе».

Третья отличалась предельной лаконичностью: «Бедный Шарль, теперь Шарлотта».

Пока апелляционный суд рассматривал это дело, судья высказался на тот счет, будто ослик приобрел прямо-таки мифический статус. Именно в этом ключе Маниве теперь воспринимает эту историю.

«Дело в том, что столкнулись два неравных мифа. Мифический статус моего ослика с мифическим статусом Брижит Бардо. Честное слово, будь у меня выбор, с кем вместе мне попасть в рай — с моим Шарлем или с Брижит Бардо, ей богу, я бы, не раздумывая, взял бы с собой осла».

ТАИНСТВЕННАЯ НЕЗНАКОМКА

днажды вечером в «Мадраг» заявилась на обед компания друзей, прихватив с собой 10 великолепных средиземноморских лангустов.

Разумеется, все десять еще подавали признаки жизни. Как только Брижит их увидела, она тотчас набросилась на пришедших с обвинениями, что те-де мучают несчастных животных, и, схватив лангустов, побежала на пляж, чтобы выпустить их обратно в море.

Когда в 1962 году Брижит и Жак Шарье наконец развелись, их двухлетний сын оставался с отцом. По-настоящему мать с сыном встретились лишь через пять лет, когда Николя уже было семь. На протяжении всего этого времени мальчик то и дело расспрашивал о матери, но всякий раз слышал в ответ, что она занята на съемках и разъезжает по белу свету. В конце концов Шарье женился во второй раз. Вместе со второй женой он воспитывал ребенка Бардо наравне с другими своими детьми, живя на небольшой ферме недалеко от Базоша.

«Дети меняют женщин, — говорит Жак Шарье. — В материнстве есть нечто такое, что вызывает к жизни глубоко запрятанные инстинкты. Но вот Брижит ребенок не изменил. Уму непостижимо. Ну, может, раз-другой в ней проснулись материнские чувства, да и то ненадолго».

Вадим впервые увидел Николя, когда тому от роду было всего несколько дней.

«Ни для кого не секрет, что Брижит не любит детей, и ей было нелегко примириться с мыслью, что и она стала матерью. Я отправился навестить ее сразу после того, как малыш появился на свет. Она склонилась над кроваткой ребенка, а на голове у нее была огромная шляпа. Младенец зашелся в крике. Возможно, он испугался этой шляпы. Но Брижит без конца твердила мне, что он кричит потому, что якобы ее ненавидит».

И отношения между матерью и сыном были полны непонимания.

Когда мальчику исполнилось 12, он поехал к ней в гости в Сен-Тропез. В те годы он еще боготворил мать. Но поскольку в «Мадраге» и без него хватало всяких гостей, комнаты для Николя не нашлось, и Жак Шарье договорился с Вадимом, чтобы мальчик остановился у него и его жены, Катрин Шанелль.

Когда на следующее утро за Николя приехал шофер, чтобы отвезти его в «Мадраг», радости мальчика не было предела. Мать дала ему урок игры на гитаре, а затем они вместе с ней катались на лодке. Но затем Брижит объяснила сыну, что с удовольствием бы оставила его у себя на обед, но поскольку вечером к ней приглашена большая компания друзей, то это, увы, невозможно.

Николя, весь в слезах, уже к шести часам вернулся к Вадиму.

В 1983 году Брижит попыталась объяснить, почему она отказалась от воспитания Николя.

«Я была неспособна заботиться о себе самой, так как, скажите, я могла воспитывать ребенка? Это было мне не по силам. Мне требовалась мать, а не ребенок. Я сама нуждалась в надежной опоре, в постоянной опеке. Одной мне просто не выжить, ведь я — как вырванное с корнем дерево, как песчинка, потерянная в этом безумном, огромном мире. Как я могла привязаться к маленькому ребенку, который только что появился на свет? И что бы я ему дала? При той безумной жизни, которую я вела, вечно в слезах, вечно где-то разъезжая с первым встречным».

По словам Брижит, они с Николя пытались как-то наладить их отношения. «Когда он был маленьким ребенком, мне становилось немного не по себе при мысли, что я мать. Мне было не по себе от того, что происходило со мной. Материнство, пожалуй, удивило меня, но не принесло мне счастья». Теперь же, по ее словам, повзрослевший Николя показался ей «основательным, прямодушным, крепким и очень милым».

Увы, идиллия длилась недолго, хотя Кристина Гуз-Реналь — кстати, она крестная мальчика — отмечает, что случались моменты, когда Брижит изо всех сил старалась быть образцовой матерью.

«Когда ему исполнилось 18, могло показаться, будто Брижит как бы заново хочет ввести его в свою жизнь, словно стремясь загладить свою вину, и заново открывает для себя сына. Она словно просила прощения, словно пыталась объяснить сыну, чтобы тот понял, какую жизнь она вела, как позволила закружить себя вихрю, который называла жизнью, как это все случилось с ней, когда она была в его возрасте и как ей не хватало сил справиться со всем самой. Брижит молила о прощении. И сын простил. Он сказал ей, что все понимает, и пусть она знает, что случись нечто подобное с ним, то и