Страж нации. От расстрела парламента – до невооруженного восстания РГТЭУ - Сергей Бабурин

Решение было принято единогласно! Даже Глеб Якунин не стал возражать, поняв, что в случае голосования изберут не его, а меня.

С В.И. Зоркальцевым, моим единомышленником еще по Съезду народных депутатов России, мы сработались прекрасно. Хотя нет-нет, да я дружелюбно его подкалывал:

— Виктор Ильич, а почему у Председателя Комитета Государственной Думы России по делам общественных объединений и религиозных организаций номер АТС 8-666?

Нашелся же шутник.

Горжусь добрыми отношениями, которые у меня сложились со многими иерархами Русской православной церкви. И не только с ними.

25 августа 1997 г. вместе с Виктором Юрьевичем Рагозиным, моим надежным помощником по правовым вопросам, коллегой и соратником, мы посетили уникальнейший Покровский храм на Рогожском кладбище, познакомились со старообрядческим митрополитом Алимпием и другими архиереями. Храм потрясающей красоты и духовной силы, не уступающий кремлевским соборам.

За чаем хозяева обозначили цель приглашения: правовые проблемы с возвращаемым церкви имуществом. Слишком часто церковные вещи, принадлежавшие в прошлом старообрядцам и их храмам, передаются властями не наследникам, а в Русскую православную церковь Московского патриархата. Обсудив разные аспекты проблемы, я согласился, что во всем нужна справедливость и законность, дал несколько поручений В. Рагозину, Виктор условился о контактах с представителем митрополита Алимпия.

В 1994 году кризисная ситуация сложилась в отечественных шахматах. Возглавивший Российскую шахматную федерацию адвокат А.М. Макаров и поддерживавший его чемпион мира Г.К. Каспаров приняли решение не пускать в Московский Дом шахматиста чемпионов мира по шахматам М. Ботвинника, А. Карпова, В. Смыслова и их сторонников.

Шахматы в СССР давно стали частью национального духа. Я потребовал парламентского вмешательства. Удалось настоять на проведении парламентских слушаний под моим руководством.

На подготовительное заседание 24 ноября 1994 г. собрался цвет шахматного мира — М.М. Ботвинник, А.Е. Карпов, В.В. Смыслов, главный редактор журнала «64» А.Б. Рошаль и многие другие легендарные фигуры шахматного мира. Г. Каспаров и А. Макаров не пришли. М.М. Ботвинник, которому было уже за 80, выступил с очень четким изложением сложившейся ситуации, предложил пути выхода из скандальной ситуации. Говорил громко, четко, рублеными фразами. На реплику, что Г. Каспарова он ранее называл любимым учеником, ответил коротко, не меняя голоса:

— Я был неправ!

Не понадобилось даже второго заседания — проблему мы смогли разрешить с одного захода, само внимание со стороны государства сыграло свою положительную роль. Но часть русских патриотов стала ретиво разоблачать меня как еврея. Ну, нет для некоторых деятелей полутонов! Ты должен быть либо евреем, либо антисемитом. На упреки в том, что я, русский патриот, защищаю евреев, я не стал объяснять, кто еврей, а кто нет, а ответил без колебаний:

— Да, защищаю советских евреев против «новых» русских. И буду защищать!

Действительно, кто такой был «шахматист» Андрей Макаров по сравнению с Михаилом Моисеевичем Ботвинником, великим шахматистом, вторым, после А. Алехина, получившим для Советского Союза мировую шахматную корону! Именно ему И.В. Сталин подарил Дом шахматиста, а тут: «Не пускать!»

Горжусь тем, что со временем политическое единомыслие с Анатолием Карповым, великим продолжателем дела А. Алехина и М. Ботвинника, переросло и в нашу личную дружбу.

От библиотеки Шнеерсона — к Особому архиву СССР

Еще в годы Верховного Совета мне пришлось руководить работой по пресечению попытки разграбить российские библиотечные фонды, в том числе под предлогом передачи на Запад «библиотеки Шнеерсона».

Конфискованная при большевиках библиотека Любечского раввина к 1991 году была давно растворена в большом массиве конфискованной или поступившей иными путями еврейской религиозной литературе (12 тыс. томов), тем более, что ее опись никогда не составлялась. Поэтому демарши иудейской общественности с захватом залов Ленинской библиотеки, с попыткой проникновения в отдел древних рукописей, где хранились книги, вызвали резкий протест русского общества и российского парламента в том числе. И проблема была не в том, что книги еврейские, а в том, что так вопросы не решаются.

Светлая память бесстрашному книжнику профессору В.Я. Дерягину, хранителю отдела древних рукописей, забаррикадировавшемуся на своем рабочем месте. Он смог противостоять произволу в самый первый момент, потом смогли подключиться и мы. Книги должны были остаться в России и быть достоянием нашего многонационального народа.

Я не предполагал, что ситуация с библиотекой Шнеерсона повторится в нашей культуре в гораздо худшем варианте через несколько лет.

Однажды поздним вечером 19 мая 1994 года мне позвонил выдающийся русский патриот и правозащитник, отсидевший длительны срок лишения свободы при СССР Владимир Николаевич Осипов, и сообщил, что за рубеж вывозятся секретные фонды Особого архива СССР. На другой день, ранним утром я поехал по адресу, что мне дал В.Н. Осипов. Информация не просто подтвердилась — я увидел фуру, стоявшую у входа в Архив, и огромные контейнеры, в нее загружаемые. Никого из руководства архива еще не было на месте, и я помчался в парламент.

При обсуждении повестки дня 20 мая я проинформировал депутатов о происходящем, и потребовал немедленно заслушать объяснения Правительства, вызвать на вечернее заседание руководителя Российской архивной службы Рудольфа Пихою, запросить министерство культуры России.

К сожалению, к моменту моего вмешательства значительная часть документов Особого архива СССР, который стал именоваться Центром хранения историко-документальных коллекций, была уже вывезена (918 тысяч дел), часть лежала в готовых к отправке ящиках (еще более 200 тысяч дел). Не документов, а дел! Были уже переданы за рубеж архивы фонда Ротшильда, архив внешней разведки Франции с 1815 по 1939 год, собранные Гитлером по всем оккупированным Германией европейским странам архивы масонских лож Европы и многие другие документы. С российской стороны курировал этот процесс заместитель министра культуры М.Е. Швыдкой.

Особо печальным было то, что до 1991 года архивы были секретными и советским исследователям они были недоступны. Передавали документы за рубеж по описям, в которых значилось только количество дел, дела не только не читали, но даже не открывали. Передаваемые архивные фонды списывали ящиками.

К счастью, председательствующий И.П. Рыбкин меня активно поддержал и в 16.00 на заседании Государственной Думы были министр культуры России Е.Ю. Сидоров, первый заместитель Руководителя Государственной архивной службы России В.А. Тюнеев и директор Центра хранения историко-документальных коллекций М.М. Мухамеджанов.

Моя информация была официально подтверждена. Из бывшего Особого архива СССР, созданного в 1946 году на основе вывезенных из Германии трофейных документов, в соответствии с межправительственной договоренностью 1992 года было намечено вывезти во Францию 1100 тысяч документов, всего 253 фонда, в том числе документы Главного управления национальной безопасности Франции, Второго бюро Генерального штаба Франции, фонды военных министерств… Лишь документы, представляющие интерес для истории России, были «по Соглашению с французской стороной» микрофильмированы (!).