Сиротка. Дыхание ветра - Мари-Бернадетт Дюпюи
Шрифт:
Интервал:
— Поняла, — ворчливо бросила экономка.
Эрмин и Жослин, надев снегоступы, обогнули дом, направляясь к загону для собак, они несли старые железные котелки с теплым мясом и размоченным хлебом. Эрмин первая заметила, что Кьюту, великолепному хаски с голубыми глазами, совсем плохо.
— Папа, посмотри, как его трясет! Надо перевести его в какую-нибудь конуру.
— Собаки этой породы не боятся ни холода, ни снега, — заметил Жослин. — Должно быть, он заболел.
— Кьют, красавец ты мой! Кьют! — позвала она, открывая решетчатую калитку загона. — Иди ко мне, иди!
Однако пес, собравшись с силами, отполз подальше. Когда она подошла к нему, он зарычал, оскалив зубы.
— Отойди от него, дорогая! — посоветовал ей Жослин. — Когда собаке плохо, она может быть опасной. Завтра ему станет лучше. Дай-ка мне пройти.
Эрмин смотрела, как отец давал собакам корм и наливал воду. Иногда она с тревогой оглядывала окрестности, где царила гнетущая тишина.
— Папа, давай побыстрей, — сказала она. — Мне надо с тобой поговорить.
Жослин запер загон и подошел к ней.
— Пойдем в дровяной сарай, — предложил он, поняв, что предстоит разговор наедине.
Эрмин казалась весьма озабоченной. Она взяла отца за руку.
— Вы с мамой видели, как мне было грустно, когда я вернулась из Роберваля. Конечно, тяжело было разлучаться с Тошаном, но тут дело в другом. Тала с Кионой тоже уехали. Я не знаю ни куда, ни почему.
— Как, в середине зимы? Да это просто безумие! И ты позволила Тале увезти малышку? Тебе надо было сразу же сказать мне об этом, я бы сделал все возможное, чтобы образумить эту женщину! Признай, моей дочурке просто не дают нормально жить! Если так будет продолжаться, я потребую установить над Кионой опеку, дам ей христианское имя и она будет ходить в школу. Мне даже не удалось толком поговорить с ней — твои дети не отходили от нее ни на шаг. А я-то считал, что она в надежных руках, живет в благоустроенном доме!
Побледневший Жослин покачал головой. Эрмин почувствовала, что он любит свою внебрачную дочку — по-настоящему любит.
— Я в отчаянии, папа! — тихо ответила она. — Я доверяю Тале. Она позаботится о Кионе лучше всех нас, вместе взятых. К тому же, я думаю, она хотела удалить Киону от тебя. За те три дня, что я провела в Робервале, у Кионы не было видений и она не ощущала тревоги. Я даже спрашивала себя: что, если все эти явления вызваны ее переездом сюда, в Валь-Жальбер, под крышу дома, в котором живешь ты? Нечего пожимать плечами! Эти видения начались после вашей встречи на бульваре Сен-Жозеф. Помнишь?
— Я не маразматик! — резко сказал Жослин. — Я никогда не забуду тот момент, когда встретил свою дочь, которую в прошлый раз видел еще младенцем. Она была такая красивая, сияющая в свои пять с половиной лет! А какие у нее умные глаза! Будто в душу мне заглянула! Господи! Тала могла подождать до весны, так нет же! А ты будешь и впредь платить за домик сыну Мелани Дунэ?
— Я заплатила за год вперед. Это недорого, и потом, будет где остановиться в Робервале, если, волею судеб, Тошану еще раз дадут отпуск.
— Все равно это деньги, брошенные на ветер! — взорвался ее отец.
Они еще немного поговорили перед тем, как вернуться. Лора заметила, что Жослин чем-то сильно расстроен, но расспрашивать его не стала.
— Чай подан! — объявила она, словно возвещая о каком-то событии. — И я воспользуюсь этим, дорогая, чтобы вручить тебе рождественский подарок.
— А почему не вечером, за ужином? — удивилась Эрмин. — Мама, что там у тебя?
Мари и Лоранс похихикивали, а Мукки и Луи подпрыгивали от нетерпения возле лежавшего под елкой свертка, перевязанного ленточкой.
— Открывай скорей! — продолжала Лора. — Я потом расскажу, как мне это удалось. И кто мне помог.
Эрмин устроилась на софе. Размеры и форма свертка наводили на мысль о пластинках. Она развернула бумагу и извлекла стопку пластинок на 78 оборотов. Имена певцов и певиц были ей совершенно незнакомы.
— Я тебе благодарна, мама, но…
— Это наш дорогой Октав Дюплесси прислал мне их из Франции! Это французские песни, которые сейчас очень популярны! Твой импресарио звонил мне в начале осени — он тогда только прибыл из Парижа — и мы вдвоем задумали раздобыть их для тебя. Октав в безумном восторге от Эдит Пиаф! У нее, похоже, совершенно исключительный голос и такая манера исполнения, что просто мурашки по коже! Дорогая моя, действуй, надо ее послушать! Во Франции ее прозвали «крошка Пиаф».
— Почему? — спросила повеселевшая Эрмин.
— Октав мне пояснил, что она уличная певица, маленького роста, а «пиаф» на арго значит «воробышек». Одна песня прогремела на всю Францию — «Мой легионер».
— Наш квебекский соловей сейчас узнает, как поет парижский воробей, — пошутил Жослин.
Слова отца заставили Эрмин улыбнуться. Она сама поставила пластинку на проигрыватель, спеша оценить талант «крошки Пиаф». Услышав, о чем идет речь, на пороге комнаты появилась Мирей и навострила уши. После аккордов вступления зазвучал голос, и все замолкли.
Были сини глаза у него,
У него был веселый нрав.
На руке татуировка была,
Лишь два слова: «Я прав!»
Я не знала, как его зовут,
Но со мною провел он ночь.
Лучезарным утром легко
От меня уходил он прочь[52].
Лора, смущенная содержанием песни и тем, с каким вниманием слушали ее дети, закашляла. А Мирей, прикрыв глаза, слушала с наслаждением.
— Боже мой, какая женщина! — воскликнула экономка. — Она затмит Болдюк, по крайней мере, в моем сердце.
Эрмин, несмотря на странное и необычное возбуждение, охватившее ее, несмотря на подступившие слезы, не стала сразу высказывать свое мнение. А вот другая песня ее просто ошеломила. Слова и особенный тембр голоса певицы унесли ее в новый мир. То же самое относилось и к ее родителям, и к Мирей, и к детям. Это была песня «Клошары». Первый куплет очаровал Лору, однако припевом она была шокирована.
Мы, малышки, клошарки, бедняжки,
Без гроша в кармане, нищие бродяжки.
Это нам, клошаркам, похвастать нечем.
Любят нас случайно, на один лишь вечер![53]
— Нет, это невозможно, останови пластинку, Эрмин! Я-то думала, это настоящие классические песни! Мне и у Болдюк не все слова по душе, но тут — дальше ехать некуда! Уши надо оборвать этому Дюплесси! Тоже мне, насоветовал.
— Я с вами не согласна, мадам, — твердо сказала Мирей. — Да я перед этой французской певицей снимаю шляпу!
— У нее необыкновенный голос, — заметил Жослин. — Но я согласен с Лорой: слова странные.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!