Геракл без галстука - Дмитрий Смирнов

Времена Фив, когда Гераклу приходилось чуть ли не на коленях уговаривать население встать под его знамена даже для защиты собственных домов, остались в далеком прошлом. Теперь конкурс на право вступить в победоносную армию Геракла был не менее суров, чем кастинг на «Фабрику звезд». Войско собралось в считаные дни и без малейших сомнений в успехе выступило на Эхалию.

Возможностей устоять против Геракла у Эврита было не больше, чем у Ирака против коалиционных сил. Как писали на эту тему в патриотично настроенных эхалийских газетах, «шансы, несомненно, есть, но они равны нулю». Кэпитал оф Эхалия был взят штурмом, а сам Эврит — поражен той самой стрелой Геракла, первенство которой так упорно не хотел признавать при жизни.

Некоторая неувязка произошла с Иолой. Так и оставшаяся из-за самодурства папаши без мужа девица до смерти перепугалась начавшегося штурма, лезущих со всех сторон мужиков, криков и огней. При этом предполагая, что ей, как представительнице свергнутого правящего дома, ничего хорошего от захватчиков ждать не приходится, Иола решилась на совершенно отчаянный поступок. Воспользовавшись суматохой, она забралась на крепостную стену и заявила, что спрыгнет вниз, если какой-нибудь негодяй сделает к ней хотя бы шаг.

Сложно сказать, чего она могла добиваться таким образом. Как правило, переживших штурм принцесс отдавали в жены кому-нибудь из особо отличившихся в битве сподвижников вождя, если сам вождь был уже женат.

Им редко грозили смерть или визит на невольничий рынок. Но и прав у Иолы в этот момент никаких не имелось, а потому и качать, стоя над рвом, ей было, собственно, нечего. Единственное, на что она могла не без оснований рассчитывать, так это на милосердие Геракла, которое тот и собирался проявить. Герой намеревался выдать Иолу по прошествии приличествующего времени за своего старшего сына Гилла. Но объяснить это девице он не успел.

Со стороны происходящее выглядело довольно необычно, и внизу с обеих сторон стены собрались зеваки, которых можно было понять. Не каждый день царская дочка висит над головой, как мартышка на кокосовой пальме, и кричит, что сейчас прыгнет. Несколько предприимчивых джентльменов начали принимать ставки «прыгнет — не прыгнет», давая коэффициент три к одному, что свободное падение не состоится. И просчитались.

Едва Геракл попытался подойти к Иоле поближе, чтобы поговорить, не перекрикивая шум ветра и гул толпы, как отчаянная дамочка сиганула вниз. Народ ахнул, но, как оказалось, преждевременно. По-настоящему ахать нужно было позже, когда стало очевидно, что, упав с десятиметровой высоты, Иола не только не разбилась в лепешку, но даже и не ушиблась. Чему виной оказалась пуританская мода, царившая в этот год на северо-востоке Греции.

Многочисленные юбки на обручах, кринолины и разнообразные прочие фижмы в полете раздулись, набрав воздух, и неудачливая самоубийца приземлилась куда мягче, чем боярыня Ярослава в сказании о Евпатии Коловрате, бросившаяся с терема от злых татар. Геракл велел взять эквилибристку под усиленную охрану, а произошедшее описать и отослать в Академию наук как первый в мировой истории случай спуска с высоты на парашюте.

После проведения с Иолой успокоительных бесед девица была отослана в Трахину пережидать траур и готовиться к грядущей свадьбе с Гиллом. Небольшая загвоздка заключалась в том, что жениху в тот момент только-только исполнилось пять лет, но на это внимания никто не обращал. Зато в случае брака с принцессой он мог легитимно править Эхалией. а когда уже они там чего — это их личное интимное дело и вообще детали.

Сам Геракл остался в Эхалии гарантом сохранения хрупкого мира, установившегося в регионе. Неудивительно, что Деянира, увидев Иолу, въезжающую на повозке во двор, приняла этот факт близко к сердцу. И хотя в сопроводительной записке, заученной наизусть сопровождающим рабом, Геракл разъяснял жене ситуацию, в сердце Деяниры осталось не лишенное оснований подозрение, что на самом деле все не совсем так, как рассказывает ей супруг устами говорящего письма.

И в рамках борьбы с возможной изменой она решила использовать заветное зелье. Для этих целей в магазине готового платья был приобретен праздничный хитон, пропитан в приворотном зелье, разведенном с ключевой водой в пропорции две части крови на три — воды, и лично Деянирой перешит по богатырскому размеру. После чего тщательно, как и было предписано, скрывавшийся от прямых солнечных лучей хитон был запечатан в черный, светонепроницаемый полиэтилен и отправлен Гераклу как подарок на именины.

С чувством человека, выполнившего важную работу, и предвкушением успеха Деянира проводила гонца по имени Лихас с посылкой до ворот и вернулась в комнату ликвидировать следы операции. Суть уборки была проста до примитивности: тазик из-под чудодейственного состава был выставлен за дверь на попечение горничной, а обрезки ткани, нитки и иголки вылетели в окно в расчете на внимание дворника. Когда через несколько минут Деянира повторно подошла к окну, ее поджидал неприятный сюрприз.

Попав на раскаленные полуденным солнцем камни, пропитанная кровью кентавра ткань вела себя не совсем так, как полагалось бы качественному льняному полотну. Обрезки хитона пузырились и шипели так, будто попали в банку с серной кислотой, а в брусчатке двора постепенно прорисовывалась изрядная дыра. Деянира поняла, что Несс ее подставил.

В спешном порядке она снарядила погоню за Лихасом, но к тому моменту, когда преследователи прибыли в порт, корабль с почтой уже успел отчалить от пристани и скрыться за горизонтом. Была еще надежда, что посланные Деянирой скороходы поспеют в Эхалию до того, как Геракл наденет злополучный хитон, но надежда не слишком реалистичная.

Лихас собирался вернуться в расположение ставки как раз накануне торжеств в честь годовщины установления над Эхалией протектората Геракла. И наверняка герой, чтобы выглядеть в глазах электората подобающе положению, выйдет на праздничные мероприятия в обновке. Все случилось именно так, как опасалась Деянира.

Торжества были организованы масштабные: военный парад, демонстрация трудящихся и такой малопрактикуемый в наше время вид развлечений, как принесение жертв богам. Если верить прессе, в этот день Гераклом было принесено в жертву Зевсу сто быков. Газеты склонны к преувеличениям, но по отношению к Гераклу эта цифра, как показали дальнейшие события, могла быть правдоподобна. Во всяком случае, Зевс повел себя адекватно такой нешуточной взятке.

Но на фоне ужаса, случившегося сразу после жертвоприношения, даже такая занятная статистика, как подсчет чужих расходов, теряет свою привлекательность. А случилось действительно страшное. Жаркое солнце и горячее тело героя произвели с отравленной тканью хитона такое же действие, как и раскаленные камни с обрезками. Геракл вдруг почувствовал, что одежда начала нестерпимо жечь тело. Он попытался сорвать с себя хитон, но тот как будто прилип к коже. Ткань если и отрывалась, то лишь с кусками мяса, что было еще больней. Герой как будто был облит кислотой, которую нельзя было ни нейтрализовать, ни смыть.

В ярости он бросился на Лихаса и даже смог задать почтальону вопрос, зачем тот привез в своей толстой сумке на ремне этот подарок. Ничего толкового, кроме невнятного блеянья, что этот пакет ему дала Деянира, гонец ответить не смог. Обезумев от невыносимой боли, Геракл схватил беднягу за ногу и швырнул со скалы в море. Но облегчения это ему не принесло. Кислота продолжала жечь нестерпимо. Герой попал в положение кентавра Хирона. Правда, в отличие от того у Геракла все же был выход.