«Князья, бояре и дети боярские» - Михаил Бенцианов

Трудно определить общую численность коломенской корпорации в это время. В пресловутом полоцком походе 1563 г. было учтено 488 коломенцев[779]. Последующие переселения опричного времени и потери от участия в военных столкновениях 1570-х гг. делают эту цифру, однако, достаточно условной.

Сложившаяся система поручительства была заведомо неполной и не имела характера круговой поруки. Среди 289 отмеченных в десятне лиц (за вычетом выборных дворян и четвертчиков) среди поручителей отсутствовали 127 (44 %). Для некоторых из них подобное отсутствие объяснялось молодостью и недостаточным весом в глазах окладчиков, особенно в случае с новиками. Из отсутствовавших среди поручителей лиц сорок девять принадлежали к неслужилым новикам.

Другие, видимо, были связаны с местной корпорацией не слишком тесными узами. Не были поручителями, в частности, недавние выходцы из других корпораций – И.Б. Голочелов, А. Нелюбов Зачесломский, Ю.Ф. Горин, А. Тучков Радцов, Меншик И. Марков, И.И. и В.Д. Шерефединовы, Ф.И. Михалчуков, Разгильдяй Любоченинов, Р.В. Яцкой, К.М. Найнаров.

Некоторые дети боярские не смогли (в ряде случаев не захотели) найти по себе поручителей и не получили причитающегося им денежного жалованья. За вычетом претендентов на «дворское» и «недели», городовых приказчиков было зафиксировано шесть таких примеров (пятеро из них были новиками). Возле имени Г. Ушакова Арсеньева стояла красноречивая помета, объясняющая его исключение из числа получателей жалованья: «худ, ленив и мал»[780]. Подобные изгои, естественно, сами не были поручителями.

Всего удается насчитать 551 случай поручительства, когда можно идентифицировать фамилию поручителя (некоторые места сохранились в неудовлетворительном состоянии). Принимая во внимание многообразие факторов, неизбежными являются пересечения. Окладчики, отвечающие за «разбор», выступали как должностные лица. Их поведение, с другой стороны, могло быть обусловлено родственными и соседскими связями, не говоря уже об отношениях «свойства» и «единачества». В позднейших десятнях регулярно встречалось требование к окладчикам: «А роду своему окладчиком по родству и племени своему и другом своим по дружбам не дружити, а недругом по недружбам ни по каким не мстити и посулов и поминков ни у кого ничего не имати никоторыми делы», которое предусматривало запрет подобных злоупотреблений[781].

Наибольшее число примеров поручительства было связано с деятельностью окладчиков. Вместе они выступали в качестве поручителей не менее 167 раз (30,3 % от общего числа). В ряжской десятне 1579 г. наблюдалась сходная картина. Окладчики были поручителями 95 раз (32,9 % от общего числа поручительств).

Роль окладчиков в функционировании служилых городов получила достаточно полное описание в исторической литературе, правда, на материалах более позднего XVII в.[782] В случае с десятней 1577 г. институт окладчиков находился на ранних этапах своего развития. Это обстоятельство не могло не наложить на него свой отпечаток. Всего в «разборе» коломенских детей боярских участвовало 22 окладчика. Имя одного из них было невозможно прочитать уже ко времени публикации источника. Оставшиеся проявили себя в качестве поручителей с различной степенью интенсивности, что видно из приведенной ниже таблицы:

* Вариант идентификации предложен В.Н. Сторожевым.

Анализ последовательности записи имен (в таблице – в соответствии с текстом десятни) окладчиков показывает, что процедура их привлечения к своим обязанностям происходила в несколько этапов. Дворовые дети боярские присутствовали в разных частях списка окладчиков, что можно объяснить фактической нехваткой нужного количества лиц и проведением дополнительного (возможно, даже двух) набора. Фигурировавшие здесь А.Л. Хотунский и П.Ф. Кобяков числились по другому списку («емлют из четверти») и не принимали участия в разборе. Первоначальный вариант списка окладчиков заканчивался, скорее всего, именем В.П. Евлахова и был сформирован до проведения «разбора» 1577 г. Позднее Огалины в местническом споре ссылались на десятню 7079 г., в которой их предок – В.Д. Огалин числился окладчиком, как и в рассматриваемой десятне 1577 г.[783]

Среди окладчиков 1577 г. были представлены недавние опричные переселенцы в Коломенский уезд: С.Ф. Горин, П.Б. Голочелов, возможно, И.И. Тютчев и В.П. Евлахов. Ярославский уезд, откуда происходил С.Ф. Горин, был взят в опричнину лишь в январе 1569 г. Из того же уезда происходили братья В. и М.Д. Огалины. Вряд ли за короткий промежуток времени они смогли стать «своими» для «старых» представителей коломенской корпорации. В.Д. Огалин несколько раз выступал в качестве писца. В 1569/1570 г. он описывал Волоколамский уезд, в 1573/74 г. отметился в Двинской земле, а затем участвовал в описании Пустозерского и Суздальского уездов. Все эти поручения проходили вдали от его основного места службы[784].

Выборы (скорее, назначение) основного состава окладчиков были проведены до «разбора» 1577 г. Подобная практика была хорошо представлена в позднейших десятнях. В торопецкой десятне 1605/06–1606/07 гг. прямо было предусмотрено участие «старых» окладчиков: «Выбрав окладчиков из торопчан и холмич старых, которые наперед сего в окладе были, а в выбылых место выбрали новых, которых излюбили всем городом»[785].

По-разному отнеслись окладчики и к выполнению своих непосредственных обязанностей. Наибольшее число примеров поручительства относилось к Г. Ратманову Яковцову – 23 раза, Третьяку Телешову – 22 раза и Р.С. Кусторскому – 20 раз. Из них по крайней мере Яковцов и Телешов принадлежали к фамилиям, уже несколько десятилетий связанным с Коломенским уездом. Напротив, В.С. Козлов-Морозов отметился лишь двумя поручительствами и оба раза выступал поручителем по своим сыновьям, что свидетельствует о низком уровне его вовлеченности в дела местной корпорации.