Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского - Наталия Таньшина

Пребывание в Париже для Вяземского закончилось служебной неприятностью. Его длительный отпуск приходил к концу, и нужно было хлопотать о его продлении. Между тем в Петербурге стали смотреть на пребывание Вяземского в Париже как на развлечение и забаву, а не как на серьезное лечение, и прямой начальник Вяземского граф Канкрин отказался хлопотать перед Николаем о продолжении отпуска. Вяземский, предполагавший провести летом еще один курс лечения в Киссингене, был чрезвычайно взволнован и возмущен отказом. Он просил Валуевых принять все меры к тому, чтобы выхлопотать отпуск, использовав протекцию великого князя Михаила и его жены через А.О. Смирнову. Однако получить отпуск ему не удалось. В начале апреля 1839 г. Вяземский был вынужден спешно выехать из Парижа. 15 апреля он был во Франкфурте, а в мае вернулся в Петербург[890].

Надо сказать, что наши соотечественники успели побывать за границей вовремя. В 1839–1840 гг. обострился Восточный вопрос, спровоцировав осложнение российско-французских отношений и русофобскую волну во Франции. Россия пошла на еще большее ограничение контактов с Европой: в 1840 г. была повышена пошлина на оформление паспортов. В том самом году, когда наши соотечественники посетили Париж, в России побывал маркиз Астольф де Кюстин, а в 1843 г. увидела свет его книга «Россия в 1839 году», ставшая самой известной работой о России, в массовом сознании воспринимавшаяся не иначе как русофобская.

Итак, несмотря на все запреты, порой окольными путями, «наши люди» в Париже бывали и оставляли о нем интереснейшие наблюдения. Но одно дело – провести в запретном городе несколько недель, или даже месяцев, а другое – много лет. Конечно, тот же князь Вяземский был воспитан в традициях французской культуры, и для него Франция, Париж ментально близки, но внешне – это новая среда и атмосфера. Другое дело – взгляд изнутри. Такой Париж в описаниях день за днем предстает на страницах «Дневника» русского дипломата Виктора Балабина, описывавшего хронику своей парижской жизни. Глазами тонкого и внимательного наблюдателя мы можем взглянуть на Париж 1840-х гг., с его салонами, театрами, кафе и ресторанами, политиками, светскими знаменитостями и простыми горожанами. О Париже тех лет оставили свои наблюдения многие интеллектуалы той эпохи: Доротея Дино, возлюбленная и многолетняя спутница жизни князя Талейрана, мадам Адель де Буань, хозяйка влиятельного салона эпохи Реставрации и Июльской монархии, секретарь австрийского посольства граф Рудольф Аппоньи. Письма Виктора Балабина с полным правом стоят в одном ряду с этими блестящими свидетельствами эпохи.

Что особенно ценно, Виктор писал не для публики. Привязанный к семье, он на протяжении многих лет переписывался со своей матерью, вовсе не предполагая, что его письма будут опубликованы. В 1914 г. как «Дневник Виктора Балабина» их опубликовал французский историк и издатель Эрнест Доде, правда, вышел только первый том, повествующий о событиях 1842–1847 гг. Второй том, как говорилось в предисловии к первой книге, должен был увидеть свет через несколько месяцев. Но умер издатель, началась Первая мировая война, и вторая книга так и не вышла…

Итак, начнем путешествие по Парижу вместе с Виктором Балабиным. Но сначала немного познакомимся с нашим гидом. Виктор Петрович Балабин, сын генерал-лейтенанта Петра Ивановича Балабина и француженки Варвары Осиповны Пари. Он родился в Петербурге в 1813 г. В 1832 г., едва достигнув 19 лет, вступил на дипломатическое поприще. В 1842 г., после десятилетней стажировки в Министерстве иностранных дел был назначен секретарем посольства в Париже и в этом качестве пробыл там 9 лет.

В Париже Балабин должен был заменить второго секретаря посольства князя Ивана Сергеевича Гагарина, которого отправляли в Вену. Интересы России в отсутствие графа Палена, как мы знаем, представлял поверенный в делах советник посольства Н.Д. Киселев. Функции Киселева, по мнению Э. Доде, сводились лишь к тому, чтобы не допустить окончательного разрыва отношений между Петербургом и Парижем. Это объясняет недоверие, которое, как полагает исследователь, Балабин испытывал к французам и Франции. По словам историка, по манере письма Балабина видно, что французы ему не нравятся. Доде задается вопросом: это политическая позиция или личное мнение дипломата? Историк полагал, что дипломаты Николая как официальные лица не могли демонстрировать свои симпатии по отношению к Франции. Равным образом очевидно, по словам Доде, что образование Балабина, среда, в которой он жил, его преданность государю и православной вере приводили к тому, что он воспринимал католиков как врагов и сурово судил своих соотечественников, обратившихся в католичество (младший брат Балабина, Евгений, перешел в католичество и в 1852 г. вступил в орден иезуитов). Виновными в этом Балабин, по мнению Доде, считал Францию и французов[891]. Однако так ли было на самом деле? И не находился ли Доде в плену национальных стереотипов и представлений?

Итак, 26 мая 1842 г. Балабин через Кронштадт прибыл в Гавр, затратив на дорогу 8 дней и 9 часов, включая 10 часов, проведенных в Копенгагене и 6 часов в Гавре[892].

На первую неделю он снял квартиру в одном из лучших отелей Парижа, «Ваграм», на улице Мира, недалеко от российского посольства, располагавшегося с 1839 г. в доме № 12 на Вандомской площади. Ожидая начала службы, он вел праздную жизнь, жизнь Парижа, бульваров, Елисейских полей, Булонского леса, «жизнь огромной толпы, зарабатывающей, чтобы тратить, живущей, чтобы наслаждаться, продающей утром, чтобы покупать вечером…»[893]

Не знает, что его больше поразило – Нормандия или «чудовищный» Париж. Если Нормандия для него – идеал деревенской жизни, то Париж – адская печь[894]. От Парижа у него не захватывает дух, как у князя Вяземского, Погодина или Строева. Он более сдержан, и хотя Париж его поразил, он просто не хочет делать поспешных выводов: «Но что Париж? Я о нем еще ничего не знаю. Париж – это бездна, водоворот, где крутится столько всего сразу, и все это нужно сразу схватить. Я увидел всего лишь несколько сторон этого драгоценного камня с тысячей граней»[895].

Поэтому первым делом Балабин принялся исследовать город. Его «Дневник» – это прекрасный источник по истории повседневности. Он очень много пишет о деньгах; первые страницы «Дневника» – сплошные подсчеты. Местами он похож на скрягу, дотошно высчитывающего каждый франк. Например, сообщает, что пошел ужинать в «Роше» (как он пишет, только приезжие говорят «Роше де Канкаль» или «Булонский лес», свои говорят просто: «Роше», «Буа» и т. д.) И заказал: суп с крутонами «а ля-Конде»; филе кабана, палтус с соусом из устриц; зеленый горох по-английски, клубнику со сливками; за все заплатил 12 франков, включая вино[896].