Последний легион - Валерио Массимо Манфреди

И Амброзин присоединился к хору.

И Ромул тоже запел. Его высокий чистый голос взвился к небесам, над низкими, мощными голосами мужчин, поддержав долгую ноту Ливии.

Гимн затих, когда солнце, окончательно разогнав облака и туман, скрылось, наконец, за горизонтом.

Ромул подошел к лодочнику, стоявшему на носу, и с каким-то непонятным выражением заглянул ему в глаза.

— Ты тоже римлянин? — спросил мальчик.

— Нет, — ответил лодочник. — Но я хотел бы им быть.

Озеро Бригантум возникло перед ними внезапно, похожее на безупречное сверкающее зеркало, окруженное лесами и пастбищами, среди которых виднелись маленькие деревеньки и уединенные фермы. Понадобился целый день, чтобы пересечь его из конца в конец, но вот, наконец, путешественники добрались до мыса, разделявшего два узких длинных залива, похожих на зубья вилки. Лодка вошла в левый залив и бросила якорь; ночь предстояло провести рядом с маленьким городком, который назывался Тасгетум.

— Вот мы и вышли снова в Рейн, — сообщил лодочник на следующий день, когда судно повернуло в русло реки, продолжившей свой бег на север. — Теперь мы будем плыть вниз еще неделю, до Аргентора, но до того вы увидите нечто такое, чего больше никогда в жизни вам не увидеть: великие водопады.

— Водопады? — переспросил Оросий, все еще с испугом вспоминавший речные приключения. — Но водопады опасны…

— Еще и как! — согласился лодочник. — Они больше пятидесяти футов высоты, а в ширину достигают пятисот футов, и они рушатся в долину с таким шумом, как будто там постоянно гремит гром. Если вы сейчас замолчите и прислушаетесь, вы их и отсюда можете услышать, — ну, если ветер с той стороны… ara, a он как раз оттуда. Все замолчали, с некоторым страхом поглядывая друг на друга, не совсем понимая, чего именно хотел добиться лодочник своим сообщением. То ли он предполагал предостеречь пассажиров, то ли напугать… И они действительно услышали (или им это показалось) низкий гул, слившийся с прочими голосами природы… возможно, это и в самом деле был голос водопадов.

Амброзин подошел к лодочнику.

— Полагаю, у тебя есть в запасе какой-то другой маршрут: даже такая крепкая лодка, как твоя, не может выдержать падения с высоты в пятьдесят футов.

— Ты совершенно прав, — кивнул лодочник. — Мы все сойдем на берег и обойдем водопады по суше. Там специально держат волов и волокуши, лодку протащат мимо опасного участка.

— Великие боги! — воскликнул Амброзин. — Diolkosl. И кто только мог додуматься до такого, в этих то диких краях?

— Что ты сказал? — спросил Ватрен.

— Diolkos. Это особая система провода кораблей по суши, когда возникают неодолимые препятствия. Она была создана в древности на Коринфском перешейке… говорят, удивительное было зрелище.

Лодка уже поворачивала к пристани. Ее подняли с помощью особых тяг и поставили на колесную платформу, пока лодочник договаривался о стоимости перевозки. Возница тронул волов с места, и тяжелая повозка пришла в движение. Юбу свели на берег, чтобы он мог размять ноги после долгой неподвижности.

На то, чтобы обойти водопады, понадобилось почти два дня, причем волов сменяли довольно часто. И, наконец, лодку доставили на ровный участок берега.

Когда отряд очутился ниже водопадов, все надолго остановились на месте, не в силах оторвать взгляды от огромной стены пенящейся воды, сверкавшей радугами брызг от берега до берега. Под водопадами река бурлила водоворотами, и лишь дальше успокаивалась и возвращалась к обычному течению, стремясь на запад.

— Как это прекрасно! — воскликнул Ромул. — Мне это напоминает водопад Hepa, но этот намного больше!

— Вот спасибо Вульфиле! — расхохотался Деметр. — Если бы не он, ты бы никогда этого не увидел!

Остальные тоже разразились смехом.

Лодку подвезли к берегу. Всех охватила легкомысленная радость, как будто дальше их ждала веселая прогулка. Всех, кроме Амброзина.

— В чем дело, Амброзии? — спросила Ливия. Старый наставник наморщил лоб.

— Вульфила. Пока мы ползли по суше, он мог сильно сократить расстояние между нами и собой. И прямо сейчас вполне может находиться где-нибудь вон за теми холмами.

Смех затих. Одни начали пристально всматриваться в склоны холмов, высившихся не так уж далеко, другие перегнулись через поручни, изучая взглядами темную безмятежную воду под днищем лодки.

— Течение становится все медленнее, — продолжил Амброзин, — а когда мы повернем на север, нас еще ждет и встречный ветер. Более того, эта лодка слишком приметна, со всеми этими горами соли на палубе, а еще и с лошадью…

Все замерли, глядя на старого наставника; путникам стало совсем не до смеха.

— А что мы будем делать, когда доберемся до Аргентора? — спросила Ливия, чтобы слегка разрядить обстановку.

— Думаю, нам следует сразу же поспешить в Галлию, там нас не так легко будет обнаружить, — ответил Амброзин.

Он достал карту, которую срисовал со стены старой почты в Фануме; Ливия вернула ему этот чертеж после встречи на перевале. Расстелив карту на скамье, он жестом предложил товарищам подойти поближе.

— Вот, смотрите, — сказал он. — Позвольте, я обрисую вам ситуацию, более или менее. Вот здесь, в центре южной части страны, живут вестготы, давние друзья и союзники римлян. Они сражались с Аттилой на полях Каталонии, под командованием Атиса, он был близким другом вестготского короля. И этот король заплатил за преданность Риму собственной жизнью: он пал в битве, поскольку лично вел в сражение правое крыло объединенных войск.

— Значит, не все варвары дики и жестоки, — заметил Ромул.

— А я никогда ничего подобного и не утверждал, — ответил Амброзин. — Наоборот. Многие из них невероятно храбры, преданны и искренни; к сожалению, этими качествами уже почти не обладают так называемые цивилизованные люди.

— Однако варвары разрушили и нашу империю, и наш мир.

— Ну, лично моей вины в этом нет, — проворчал Батиат. — Я их убил столько, что давно счет потерял.

Амброзин вернулся к более насущному вопросу.

— Сын мой, мы ведь сейчас говорим не о разнице между хорошими и плохими варварами. Вообще те, кого мы сейчас так называем, — это просто люди, которые с незапамятных времен вели кочевой образ жизни в необъятных степях Сарматии. У них были свои традиции и обычаи, свой образ существования. Потом, по каким-то причинам, они начали нарушать наши границы. Может быть, их собственные земли страдали от засух, или от эпидемий, уничтоживших скот… А может быть, на них в свою очередь начали наступать какие-то другие племена. А возможно, они поняли, насколько бедно живут по сравнению с нами, как убоги их шатры из звериных шкур по сравнению с нашими дворцами из кирпича и мрамора, с нашими виллами… Те, кто жил неподалеку от границ империи и торговал с нами, осознавали, конечно, эту огромную разницу… их жизнь — бедность и умеренность, наша жизнь — роскошь и расточительство. Они видели огромное количество бронзы, золота и серебра, видели красоту монументов, обилие и изысканность пищи, блеск тонких одежд и драгоценностей, плодородие полей. Они были зачарованы всем этим, ошеломлены; они тоже хотели жить, как мы, и потому начались нападения на наши края. Они пытались то штурмом сломить нашу защиту, то просочиться в нашу жизнь постепенно… Все это началось еще три сотни лет назад, и до сих пор не закончилось.