Сибирская трагедия - Дмитрий Барчук

В зале повисла тишина. Все сознавали ответственность сделанного заявления.

Раздался скрип. Это Муромский встал из‑за стола и отодвинул председательское кресло. Он лишь попросил Золотова занять его место и, не сказав ни слова, покинул совещание.

Я застенографировал изменения в протоколе.

Все в ожидании смотрели на Колчака. Он же сидел с каменным лицом.

Иван Иннокентьевич без излишних политесов обратился к упрямцу.

– Господин адмирал, меня так же, как и вас, не совсем устраивает присутствие в будущем правительстве нежелательных элементов. Но я примирился с этим ради спасения Отечества и призываю вас к компромиссу. Вашего решения с одинаковым нетерпением теперь ждут целых два правительства: Всероссийское Временное и Сибирское.

Колчак колебался еще пару секунд, а затем вымолвил:

– Ну если вы все так настаиваете, то я согласен.

Вздох облегчения пронесся по залу.

«Тяжкое бремя выпало на долю Сибирского правительства: ему досталось народное достояние разграбленное, промышленность разрушенная, железнодорожное сообщение расстроенное. Заново приходилось строить власть, заново созидать порядок в условиях непрекращающейся борьбы…

Ныне на всем пространстве Сибири действует единая власть. Вновь создана молодая, но сильная духом армия. Учреждено подзаконное управление.

Работы по укреплению новой государственной власти в Сибири еще далеко не закончены, но в помыслах о благе сибирского населения не могут быть забыты интересы истерзанной России.

Наша родина истекает кровью. Она отдана большевиками на разграбление немецким пленным и разнузданным бандам русских преступников.

Приближается конец мировой войны. Народы будут решать свои судьбы, а Великая раньше Россия в этот исключительно важный момент может остаться разрозненной и заполоненною.

Без Великой России не может существовать Сибирь.

В час великой опасности все силы и все средства должны быть отданы на служение одной самой важной задаче – воссозданию единого и сильного Государства Российского.

В сознании священного для всех народов и частей России патриотического долга Сибирское правительство, получив гарантии, что начала автономии Сибири будут восстановлены и укреплены, как только минуют трудности политического положения России, ныне во имя интересов государственности постановило: в отмену декларации 4 июля 1918 года „О государственной самостоятельности Сибири“ сложить с себя верховное управление и всю полноту власти на территории Сибири передать Временному правительству Всероссийскому»[149].

Прощальную грамоту подписали Муромский, Золотев и Петров.

Она была опубликована в омских газетах за 4 ноября, а принята на последнем заседании Сибирского правительства днем ранее.

Так, просуществовав четыре месяца, Сибирское правительство само прекратило свое существование, а вместе с ним исчезла с исторической арены и независимая Сибирская республика.

Особым постановлением Административный совет присвоил Петру Васильевичу Муромскому звание почетного гражданина Сибири за его выдающиеся заслуги по восстановлению государственности, правопорядка и мирного течения жизни в крае, а также за многолетние плодотворные заслуги на разных поприщах на благо и преуспеяние Сибири. Столь высокого звания был удостоен лишь Григорий Николаевич Потанин. Муромский стал вторым почетным сибирским гражданином. Томский меценат Пётр Иванович Макушин вскоре закроет этот список. Больше почетных граждан в Сибири не будет.

Он сидел в своем кабинете за столом, откинувшись на спинку кресла, без света, хотя за окном уже давно стемнело. И только проникающий через незашторенное окно тусклый лунный луч слабо освещал комнату. Перед ним на заваленном бумагами столе лежала раскрытая газета.

– Все, Пётр Афанасьевич, Сибирской республики больше нет. Мы убили ее, – тихим голосом произнес Муромский.

– Чтобы угнетаемая прежде колония поступилась собственной независимостью ради спасения гибнущей метрополии, таких примеров история еще не знала, – сказал я и спросил: – А стоило ли приносить такую жертву?

Муромский тяжело вздохнул.

– Выбора не было, – ответил он трагическим голосом. – К сожалению, идея областничества не пустила еще глубоких корней в толще сибирского населения. Ее разделяет лишь малый слой интеллигенции да горстка здешних капиталистов, которым надоело заискивать перед столицами и чувствовать себя второсортными на родной земле. Еще даже столыпинские переселенцы не освоились на новых местах, не приросли сердцем к Сибири, а теперь вот сюда нахлынуло столько беженцев. Они-то за Россию не хотят воевать, а за Сибирь и подавно. Идея государственности должна вызреть снизу, сверху ее навязать невозможно. Недолговечным будет такое государство, развалится быстро. Сибири нужно еще лет двадцать автономии, прежде чем она дозреет до реальной независимости. А в такое судьбоносное время надо не делиться, а держаться всем вместе. Иначе всю империю растащат по кускам, а потом скушают с потрохами. Вон охотников сколько!

Муромский махнул рукой на флажки союзных держав, стоящие на столе для переговоров.

Не дождавшись приглашения, я сел на стул для посетителя и сказал:

– Не знаю, как вас, но меня не покидает чувство, что мы совершили ошибку. Вы же знаете Некрасова?

– Кого? Поэта?

– Нет. Депутата четвертой Государственной думы от Томской губернии. Он еще какое-то время являлся министром путей сообщения в правительстве Керенского.

– Я с ним близко знаком, – с интересом ответил Муромский.

– Перед нашей поездкой на Дальний Восток он заезжал в Омск. Хотел встретиться с вами, но вы были заняты. И его принял Золотов. Я присутствовал при их разговоре. Интересная выдалась беседа. Оказывается, последним местом его службы была Финляндия. Он был последним российским губернатором этой провинции. И знаете, что он сделал? Вызвал к себе генерала Маннергейма[150]и предложил ему занять пост регента, а сам сложил полномочия. «Только неприступная линия обороны может спасти вашу землю от большевизма», – наказал он генералу. И в Сибирь Некрасов вернулся в надежде встретить такое же желание сбросить колониальные оковы, а увидел двоякость, лицемерие и отсутствие четкой цели. Он зашел к Золотову, чтобы попрощаться. Он уехал в Советскую Россию.

– Полноте, Пётр Афанасьевич! – взмолился Муромский. – Давайте еще вы упрекните меня в мягкотелости и либерализме. Правые и так уже окрестили меня толстовцем за мои постоянные призывы к примирению и согласию. Сибирь – не типичная колония. Ее освоение велось гуманными способами в отличие от тех же Соединенных Штатов, где всех индейцев либо истребили, либо загнали в резервации. А наши инородцы – такие же россияне, как мы. И не забывайте, что за последние тридцать лет центральное правительство много сделало для Сибири. Транссиб – такое чудо построили! Европейским губерниям не додавали, а сюда столько денег вложили. А университет, в котором вы учились, разве не метрополия построила? Нет, Сибирь – не Финляндия. Это – Россия!