Огонь в итальянском сердце - Лаура Тонян

«Вол-ки. Вол-ки! Вол-ки!»

Осчастливленный победой «Ромы» Исайя, рассказал мне, что талисманом этой команды считается волк, на футболке которого значится цифра 753 — год основания Рима. А на эмблеме клуба изображена волчица, кормящая двух младенцев. По легенде Рим основали два брата — Рем и Ромул, которых якобы вскормила волчица. На шарф, накинутый Исайе на шею, нанесена вышивка в виде логотипа «Ромы». Прижав меня крепче, Маркус тихо негодует из-за приподнятого настроения его друга.

На Марка и других британских болельщиков горячие итальянцы оглядываются, кричат вслед ругательства. И не будь меня рядом, Ферраро вновь стал бы размахивать кулаками. В этом сомнения нет. Мы шагаем в сторону бара, который расположился невдалеке от стадиона, вместе с Исайей. Многих фанатов «Ромы» останавливает именно присутствие около нас Исайи Маринелли, губы которого уже давно расплылись в победной улыбке.

В баре парням быстро подают заказанное пиво, а мне — шоколадно-молочный коктейль. Глаза Маркуса остаются все такими же грустными. Он так опечален, будто и вправду случилось что-то очень плохое. Но мне вряд ли удастся понять горечь поражения, которую чувствует он. Я никогда не любила футбол, а папа и брат увлекаются просмотром бокса и баскетбола. Но и они не так переживают, когда проигрывают их фавориты.

— Все нормально? — прижавшись щекой к его плечу, я пытаюсь заглянуть ему в глаза.

Исайя, сидящий напротив, задорно хмыкает. А потом еще раз, когда я говорю:

— Не расстраивайся так, пожалуйста.

Маркус злобно стреляет глазами в измывающегося над ним друга. У Марка, похоже, сдают нервы. Не допив бокал пива до конца, он уже просит счет. А расплатившись за нас троих, встает с места и бросается к двери. Мы с Исайей выходим следом. Снаружи холодный ветер продувает мое пальто насквозь. Исайя обматывает свой шарф вокруг шеи, защищаясь от нещадного холода. И когда погода успела так безжалостно испортиться?!

Мы отправляемся к стоянке такси. Сев в подъехавший автомобиль, каждый из нас продолжает хранить молчание. И хоть мне вряд ли когда-нибудь станет понятно, почему так расстроен Маркус, я все равно поддерживаю его и кладу голову ему на плечо. Когда машина подъезжает к закрытому району загородом «для богатеньких», Исайя просит водителя остановиться перед кованными воротами. Он жует губу, прежде чем обернуться к нам. Расцветающая на его лице улыбка, обращенная к Маркусу, сталкивается с полнейшим равнодушием того, кому она адресована.

Машина плавно въезжает в квартал Коппеде, и уже через несколько минут таксист паркуется напротив аргентинской церкви. Маркус торопится расплатиться с ним поскорее, а потом так же в спешке покидает авто. Когда мы поднимаемся на нужный этаж в светлом лифте, Ферраро обвивает мою талию мощными руками. Я не рискую сказать хотя бы слово, поскольку он не роняет ни звука. Я боюсь, что он рассердится. Чувствую сердцем, что такое состояние Маркуса связано не только с тем, что англичане проиграли итальянцам.

И он сам подтверждает это.

Я жду его на террасе, когда он приносит туда две чашки чая, а затем укрывает меня пледом. Как только он решается на откровенности, всего три слова объясняют все:

— Я провалил сделку.

Не успев сделать первый глоток горячего напитка, я кладу чашку из прозрачного стекла обратно на столик. Выпрямившись, я вынуждена отпрянуть от Маркуса, но только для того, чтобы видеть его лицо. Оно такое теперь обеспокоенное, удрученное. Не жесткое и сердитое, как было прежде.

— Что?

— Я не смог убедить новых инвесторов в том, что их вложения будут правильными. — Он горько вздыхает. — Отец все-таки было прав: я ничтожество.

Взяв немедленно его крепкие ладони в свои, сжимаю их что есть силы. Во мне бушуют и злость, и смятение, и огромная любовь к человеку напротив. Я просто убеждена, что он не имеет никакого права так о себе отзываться. Εго семья, возможно, предвзято к нему относится. А покойный отец, наверное, ждал от Маркуса слишком многого. Но все мы люди, и все мы совершаем ошибки.

— Ты не виноват…

— А кто виноват? — взрывается неожиданно он и подрывается с места.

Взявшись за голову, Марк принимается ходить из угла в угол. Я собираюсь найти нужные слова для умиротворения его души, однако в голове они теряются, как в дремучем лесу.

— Я говорил себе, что стал хорош в этом деле, но это ложь.

Поднявшись с кресла и подойдя к Маркусу, останавливаюсь прямо перед ним и тем самым заставляю его остановиться. Руки его падают вниз, и он смотрит на меня так, словно мир разрушился.

— Мать, дядя Лука, Алистер, черт его возьми!.. Они все знают… Я для них — низшее звено. Я всегда таким был для своей семьи, но теперь, провалив ожидаемую много месяцев сделку, в их глазах я опустился на самое дно.

Мне страшно, что он отвернется и не разрешит прикасаться к себе, и все же я дотрагиваюсь ладонями к его несколько заросших щетиной щекам.

— А тебе интересно, что думаю я?

Но, глядя на мое лицо, он, создается такое ощущение, смотрит сквозь. Может даже показаться на минуту, что вместо Маркуса на веранде присутствует лишь его голограмма. Несмотря на это, плотно закрыв на мгновение глаза, говорю громко и отчетливо:

— Я думаю, ты тот, кто прежде чем не добившись нынешнего соглашения с инвесторами, до этого заключал их десятками — один за другим.

Его красивый зелено-карий взгляд, к счастью, будто начинает прозревать. А сам Маркус, словно оживает. Зрачки немного расширяются. Он смотрит долго, пытливо, ожидая того, что я скажу дальше. И я не заставляю его ждать.

— Ты человек, любимый, — произношу тише, мягче, погладив ладонью по небритой скуле, — которому, как и всем другим людям, свойственно ошибаться. Ты уже взрослый мужчина, но иногда возвращаешься к своему внутреннему ребенку, которому так не хватало заботы матери и отца. И это абсолютно нормально. Я люблю тебя вот таким, и ты абсолютно прекрасен.

А спустя ещё пару секунд затишья отваживаюсь сказать:

— Ты ведь знаешь это, да?

Вместо ответа он обнимает меня так крепко, что мне буквально становится нечем дышать. Холодный осенний вечер мгновенно становится невероятно теплым. Я могу чувствовать, как бешено бьется пульс на его шее под моими пальцами. А, касаясь другой ладонью мускулистой груди, улавливаю вибрацию неспокойного сердца Маркуса. И, несмотря на это, мое сердце бьется в десять раз сильнее.

Я так сильно люблю этого мужчину, что готова ради него буквально на все. Но знаю, что я ему в такой же степени небезразлична. Когда-то я проклинала тот день, когда встретила Марка Ферраро. Сейчас же… Нет таких слов, чтобы описать, как я счастлива оттого, что мы с ним повстречались

~*~*~*~

Маркус

Упругими бедрами она сжимает мои, сидя на мне верхом. Она смотрится так сексуально с этими имиджевыми прозрачными очками в агрессивно-красной оправе. Прикусив ручку зубами, Каталин замолчала. Она бегло проходится индиговыми глазами по самостоятельно написанному в блокноте тексту, а после снова направляет на меня очаровательный взгляд.