Счастье - Зульфю Ливанели

Конверт был полон денег.

Там было столько денег, что и не сосчитать, очень много иностранных денег.

Поднявшись по лестнице, Джемаль ощутил ужасную слабость в руках и ногах. Где стоял, там бы и упал. Он двигался словно механическая кукла. С трудом войдя в комнату, он рухнул на кровать прямо в одежде и через мгновение, словно камень, брошенный на дно бездонного колодца, погрузился в глубокий беспробудный сон. Он спал без сновидений, без малейшего звука и движения – словно его здесь не было.

На следующее утро посол сказал Мерьем:

– Прошу вас освободить мой дом. Уйдите сегодня же – и вы, и ваш родственник.

Мерьем видела, что худое лицо посла искажено, под глазами появились темные круги, а на тонкой коже выступили капиллярные сосуды. Должно быть, когда он брился утром, то порезался, и кровоточащая ранка на шее была заклеена пропитанной кровью ватой. Руки посла дрожали.

– Пожалуйста, немедленно, сейчас же оставьте мой дом! Оставьте меня в покое! Пожалуйста! Я знал, что так будет. В этой стране все сумасшедшие. Мой дом наполнился сумасшедшими, которых я столько лет избегаю. Пожалуйста, уйдите из моего дома!

Мерьем попросила его не волноваться, сказав, что, как только Джемаль проснется, они уйдут.

Она села в саду и начала ждать. Посол не сводил глаз с внутренней лестницы, ожидая, когда же Джемаль спустится.

Время близилось к полудню, но Джемаль не вставал. Мерьем, уставшая от постоянных вопросов хозяина дома: «Почему он не встает? Почему не встает?», решила подняться на верхний этаж и посмотреть, в чем дело. Она стукнула в дверь Джемаля, но никакого ответа не последовало. Тогда она ударила сильнее – и снова тишина. Девушка принялась стучать в дверь кулаком и кричать: «Джемаль!» Никто бы не выдержал такого шума, обязательно проснулся бы. Однако Джемаль не отзывался. Обеспокоенный происходящим, наверх поднялся посол. От переживаний его лицо перекосилось, его охватила паника: может, в доме произошло самое худшее, к примеру, самоубийство или смерть?!

В страхе он с силой распахнул дверь и вошел внутрь.

Джемаль лежал на кровати. Он был в шортах и футболке. Посол позвал тихонько:

– Джемаль-бей!

Потом повторил громче:

– Джемаль-бей! Джемаль-бей эфенди!

Парень не издал ни звука. И тогда посол слегка потряс его за плечо, потом сильнее. Ничего не произошло. Наклонившись над грудной клеткой юноши, старик прислушался и облегченно выпрямился:

– Дышит!

Он немного успокоился.

В тот день им так и не удалось разбудить Джемаля.

Спустились вечерние сумерки, а юноша находился все в том же состоянии: он спал, не двигаясь, и не выказывая никакой связи с внешним миром.

Посол попытался интерпретировать это с позиции своих обширных познаний.

– Однажды со мной случилось нечто похожее, – сказал он. – Я всегда страдал нарушениями сна, однако в ночь, когда я потерял свою мать, пришел домой и заснул беспробудно, безо всяких сновидений на двадцать четыре часа, не подавая никаких признаков жизни. Это – одна из разновидностей смерти. Может, и Джемаль-бей находится в таком же состоянии.

Мерьем еще несколько раз заходила, чтобы посмотреть на Джемаля. Он спал все в том же положении. Коснувшись его лба, она ощутила, что он горит. У него была очень высокая температура.

Хочешь не хочешь, но в таком состоянии выгнать из дома его было невозможно. И посол разрешил им остаться еще на одну ночь.

Мерьем ушла в свою комнату, легла пораньше и постаралась заснуть. На нее произошедшее произвело совершенно противоположный эффект, она была на диво спокойна. Она чувствовала, что все становится на свои места, и жизнь вот-вот войдет в свое новое русло. Не осталось абсолютно никаких печалей и страхов. Она удивилась своему спокойствию и решимости, но с другой стороны, ей это очень понравилось, она ощущала, что внутри нее скопилась огромная сила.

Рано утром Джемаля разбудило нежнейшее прикосновение. Не открывая глаз, он почувствовал, что его лицо щекочут пахнущие мускусным ароматом волосы, а к его телу прижимается разгоряченное тело с шелковистой кожей. Женское тело ласкало его сверху, и от этих упоительных прикосновений его начала бить мелкая дрожь. От волнения сердце стучало как сумасшедшее. Он обнял девушку и ощутил под своими ладонями сначала гибкую и упругую талию, а потом упругие бедра. Спустя мгновение он почувствовал, что запретное девичье место бьется, словно бабочка крыльями, на его запретном месте, и с чувством неописуемого наслаждения из него низвергся горячий поток. Он боялся открыть глаза, однако это необходимо было сделать. Открыть глаза и в первый раз в жизни увидеть лицо Чистой Невесты.

Дрожа от страха, он открыл глаза – и тут же сомкнул их, проваливаясь в еще более тяжелый, чем сон, мрачный туннель забытья.

Утром Профессор проснулся от того, что по глазам его резанули острые, как бритва, лучи солнца. Из глаз брызнули слезы. Первой его мыслью было: я умер.

Ночью он отринул самого себя и с чувством большого покоя отдался во власть смерти. Однако запах тикового дерева, исходивший от палубы, ласкающий его лицо ветер, солнечный свет, от которого заболели глаза, и очень знакомая, черт бы ее побрал, головная боль были настолько реальны, что он поднялся, чтобы оглядеться и понять, где он находится. Яхта застряла посреди моря, вращаясь вокруг своей оси. Он смутно припомнил, как нажал кнопку и бросил якорь. И вот яхта, вместо того, чтобы сесть на мель и развалиться, как бумажный кораблик, кружила в открытом море.

Он и обрадовался, и расстроился.

Он вышвырнул пустую бутылку из-под джина в море. Рот словно заржавел и не собирался открываться, голову сжимало тисками. Чтобы спастись от этого состояния, существовало лишь одно средство – броситься в морскую прохладу вслед за бутылкой из-под джина. Он так и сделал – словно бутылка, плюхнулся в море. Даже немного наглотался воды, однако почувствовал благодарность к этой синеве, омывшей его и снаружи, и изнутри. Он резвился в воде, как отбившийся от стаи пожилой дельфин…

Когда Профессор поднялся на палубу, он чувствовал себя уже намного лучше. Настолько лучше, что он даже понял, что может противостоять навалившимся на него проблемам. Хотя… а стоит ли бороться?.

Он снова подумал: «Я побежден».

Странное дело, но эта мысль принесла ему ощущение внутреннего счастья. А ведь поражение и капитуляция ничем не похожи на счастье. Значит, это его победа? Закончился период ненасытных желаний и притворства, страхов и саркастических вопросов. Его охватило внутреннее спокойствие полководца, проведшего долгие годы в осажденной крепости и вынужденного сдаться более сильной армии.

Вопросов было много, и самого разного характера: турок или эгеец, средиземноморец ли, американец или европеец, или выходец из Среднего Востока, мусульманин или атеист, богатый или бедный, мужчина или нет, настоящий или фальшивый, милосердный или жестокий, язвительный или чистосердечный, традиционалист или модернист, показушник или философ, ученый или шарлатан, боящийся смерти или нет… И все они сводились к одному: «Кто я?» Ответить на эти вопросы было невозможно. Так чем разбираться в понятиях и идеях, гораздо проще было, согласившись с поражением, сдаться и жить спокойной жизнью.