Прости меня за любовь - Даниэла Стил

Подняв голову, Талли взглянула на Сэма. Смотреть на его бледное, изможденное лицо ей было больно, но она постаралась взять себя в руки и через силу улыбнулась.

— Не волнуйся, па, со мной все будет в порядке.

Он кивнул.

— Мне бы хотелось, чтобы ты постаралась вернуть как можно больше из украденного. Не уступай ни цента, сражайся за каждый доллар, будь твердой и безжалостной. Эта Бриджит Паркер не заслуживает ни твоей жалости, ни снисхождения. Ты и так потеряла слишком много, хотя этого не заслуживала.

Сэм сказал это таким тоном, будто произносил напутственное слово, будто знал, что, когда дойдет до дела, его уже не будет, и Талли это очень расстроило. Она заметила, что каждый вдох дается отцу с большим трудом, и всерьез подумывала о том, чтобы вызвать врача. На крайний случай в доме имелся баллон с кислородом, но Талли не хотела прибегать к этому средству без врачебной рекомендации.

— Ты правда нормально себя чувствуешь? — снова спросила она. Ее тревога, ее нежность и любовь отразились в ее глазах и в том, как она ласково коснулась его щеки.

— Правда. — Сэм сделал попытку улыбнуться. — Знаешь, я, пожалуй, встану. Надоело валяться в постели.

День выдался погожий и солнечный, но на улице было еще прохладно, и Талли предложила отцу немного посидеть в саду. Сэм согласился, и она достала ему из шкафа красивый шелковый халат цвета морской волны, который он любил больше всего. Сэм оделся сам, потом, опираясь на ходунки, сходил в ванную комнату и вскоре появился оттуда не только аккуратно причесанный, но и чисто выбритый. Талли уловила запах дорогого одеколона и одобрительно улыбнулась. Даже в домашней одежде Сэм выглядел очень представительно. Талли, впрочем, не помнила, чтобы она когда-нибудь видела отца растрепанным и небритым.

Сам он постоянно поддразнивал Талли по поводу ее манеры небрежно одеваться и втыкать в волосы карандаши и фломастеры. Она в ответ либо отшучивалась, либо говорила, что у нее нет ни времени, ни желания думать о прическах, нарядах и тому подобной ерунде, поскольку она предпочитает отдавать все силы работе, но сейчас Талли вдруг подумала, что совершенно напрасно пренебрегала своим внешним видом. Нет, она по-прежнему не собиралась наряжаться по последней моде, как это делала Бриджит, и все же ей, пожалуй, следовало хотя бы выглядеть как женщина, а не как огородное пугало. Раньше Талли всегда боялась, что стоит ей задуматься о макияже и маникюре, как все оригинальные, творческие идеи тотчас покинут ее аккуратно причесанную голову, но сейчас ей стало понятно, что она ошибалась. Дело было в другом. Талли действительно думала о работе бо́льшую часть своего времени, и когда ей в голову неожиданно приходили новые, блестящие идеи, она предпочитала держать наготове карандаш и блокнот, а не расческу или пудреницу. Впрочем, ни одной ценной мысли она еще ни разу не забыла, следовательно, в ее нежелании тратить на себя время было больше от суеверия, чем от рационального мышления. А раз так, значит, она может, по крайней мере, попробовать уделять своей внешности хотя бы минимум внимания.

Размышляя об этом, Талли не спеша вывела отца в сад и усадила в шезлонг. Потом она принесла ему широкополую шляпу от солнца и, опустившись в складное кресло рядом, взяла руку отца в свою. Довольно долго они просто сидели молча, наслаждаясь свежим воздухом и солнечным теплом. От удовольствия Талли даже закрыла глаза: ей не хотелось ни двигаться, ни говорить — только сидеть неподвижно и чувствовать, как понемногу отпускает напряжение, владевшее ею столько долгих месяцев.

Потом она почувствовала, как отец несильно сжал ее руку.

— Я люблю тебя, папа, — негромко проговорила Талли, не открывая глаз.

В эти мгновения она чувствовала себя так, словно снова стала маленькой девочкой. Сколько она себя помнила, отец всегда был рядом и всегда был готов поспешить к ней на помощь. После смерти матери он стал к ней особенно нежен и внимателен и всегда поддерживал ее, если Талли приходилось трудно. Сэм давал ей мудрые советы и даже помогал деньгами, когда она только начинала свою режиссерскую карьеру, хотя его никогда нельзя было назвать богатым человеком. Сейчас, думая об этом, Талли испытывала невыразимую нежность к человеку, который отдал ей всего себя, ничего не требуя взамен. Она даже прослезилась, но поспешила смахнуть скатившуюся по щеке слезинку, боясь, что отец может это увидеть. Сэм никогда не был излишне сентиментальным человеком.

— Я тоже тебя люблю, — отозвался он шелестящим шепотом, потом его пальцы расслабились, и Талли поняла, что отец уснул.

Она слышала, как он негромко похрапывает во сне, но отнимать руку не стала, боясь его потревожить. Ей было бесконечно приятно ощущать его присутствие, как она чувствовала его всю свою жизнь, и знать, что, пока он рядом, с ней не может случиться ничего плохого.

Незаметно для себя Талли тоже задремала, убаюканная мягким утренним солнцем и теплом. Когда она проснулась, отец мирно спал в своем шезлонге, и она рискнула вытащить свою руку. Сэм не пошевелился, и Талли не сразу заметила, что он не дышит. Вскочив, она прижала пальцы к его шее, пытаясь нащупать пульс. Пульса не было, и Талли в панике крикнула в гостиную Амелии, чтобы та вызвала «Скорую». Она понятия не имела, сколько времени Сэм не дышит — минуту или час. Собравшись с силами, она подхватила его на руки и, уложив на траву, стала делать ему искусственное дыхание, но Сэм по-прежнему не подавал признаков жизни. Непрямой массаж сердца тоже не дал результатов, но Талли продолжала то ритмично нажимать ему на грудь, то вдувать в легкие воздух. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем она услышала вой сирен — сначала вдали, потом все ближе и ближе, и вот уже прибывшие парамедики взяли дело в свои руки, а она по-прежнему стояла на траве на коленях, не замечая катящихся по лицу слез.

Прошло еще сколько-то времени, и парамедики сдались. Старший медицинской бригады помог Талли подняться и отвел в дом, пока остальные укладывали тело Сэма на носилки.

— Примите мои соболезнования, мисс Джонс. Похоже, ваш отец умер во сне, — мягко сказал он, и Талли снова разрыдалась.

Она не могла представить, как она будет жить дальше без отца. Только сейчас ей стало ясно — все, что он говорил ей сегодняшним утром, и его последнее «люблю» было прощанием. Сэм ушел, продолжая держать ее за руку, и Талли оставалось только радоваться, что она тоже успела сказать ему о своей любви прежде, чем он уснул навсегда.

— Да, он спал… — пробормотала она прерывающимся голосом. — Спасибо…

Парамедик ободряюще похлопал ее по плечу и вернулся в сад. Носилки с телом уже укладывали в полицейскую «Скорую». Кроме парамедиков, по вызову прибыли также пожарная машина и машина спасателей, и сейчас они потихоньку отъезжали, выключив сирены и погасив огни. Талли провожала их затуманенным взглядом. Заплаканная Амелия хотела подойти к ней, но как раз в это время в гостиную вернулся старший парамедик, которому нужно было задать Талли несколько вопросов. Полное имя ее отца, его возраст, заболевания… Он все тщательно записывал, но и ему, и Талли было очевидно, что причиной смерти стал возраст. Как говорил сам Сэм, «организм износился».