Древние. Том I. Семейные узы. Часть I - Юрий Романов

бросил взгляд на шкатулку, что находилась по правую руку и священник поспешил перевести тему. — Давай о другом. Знаешь что-нибудь о военной компании твоего отца? Быть может, он тебе рассказывал о местонахождении лиарка или его состав?

— Нет. Его здесь не бывает, ты же знаешь, он не доверяет мне свои дела. — Саеф отвёл взгляд. — Я знаю столько же, сколько и ты.

Священник дожевал огромный кусок, который с удовольствием и проглотил.

— Понимаешь, мой мальчик, есть такие люди… — Уловив на себе заинтересованный взгляд принца, Хет остановился, заставив того судорожно ожидать продолжения речи. — Есть такие люди, что живут только для себя, понимаешь?

— Как никто другой.

— Я люблю одиночество, к примеру, и не переношу, когда кто-то находится со мной в одном пространстве дольше получаса, — у меня глаза вылазят от желания поскорее выгнать всех и каждого из комнаты. — Хет изобразил жест сумасшествия, покрутив пальцами у головы. — Но есть одно обстоятельство, — у меня нет детей. — Засмеялся священник. — И слава Темперидам.

Принц не поддержал радостную ноту. Будучи еще совсем маленьким, каждый раз Саеф ожидал прихода отца с особым трепетом, с особой жаждой мальчик всматривался в каждый из десятков и сотен порталов замка в надежде, что король Иор, наконец, скоро прибудет и хоть немного проведёт с ним времени. Однако день за днём, помимо того, как самодержец неделями не возвращался из походов, мальчик становился всё холоднее и остранённее. Обида и тоска по родителю сменялись каменным безразличием, покрывавшим разрастающееся семя жестокости. Тоска по матушке, которую тот никогда не знал, снедала юношу день за днём, добавляя всё новые и новые дурные мысли. Выросши в интригах и скандалах, видя всю подноготную дворцовой жизни, мальчик впитывал в себя то, чем его усердно кормили окружающие.

— С этим диском ты никогда не будешь одинок. С тобой всегда будет он. — С этими словами Хет неспешно подошёл к принцу и резко, словно ударив кнутом по лошади, провёл мясистой рукой над головой юноши.

— Это зачем?

— Да так… Назойливая муха! — Усмехнулся старый священник, напустив туман притворства. — Ты, главное, всегда держи при себе священный диск! — Завершил Хет, и тотчас несколько лакеев, во главе с главной горничной Вази, впорхнули в зал, забирая грязные тарелки и заменяя приборы на новые.

— Его Величество сейчас прибудет!

Правитель Грейндфиля сидел на краю своего массивного царского ложе, подперев руками голову. Он облокотился на свои колени, откинув мысль далеко в раздумья. Вот уже которую ночь во сне его подстерегала одна и та же картина: вот он, подгоняемый нестерпимым желанием, жгучей прихотью заполучить какой-то неизвестный артефакт, стремглав мчится за ним через леса, через горы и сквозь бесконечные миры, встающие у него на пути. Он пользуется амулетом, чтобы перескочить из одной реальности в другую, бежит за бесчисленными фигурами и ускользающими силуэтами, которые вновь и вновь отталкивают заветный артефакт, а Иор, охваченный вожделением предмета, всё стремится его заполучить. В конце-концов, под завершение сновидения, каждое утро самодержцу это удаётся, он овладевает заветным предметом, холит, лелеет его гладкие изгибы и искусно вырезанные выемки, — это именно то, что Иору и было нужно. Монарх не расстаётся с предметом ни на секунду, уходит в мир бесконечного удовольствия, знания и в беспамятстве откидывается на подушку. Однако последние мгновения этого видения каждое утро оканчиваются тем, что Иора со всех сторон окружают враги: его давние злопыхатели, ещё неизведанные противники из множественных миров, что он захватывает, убийцы, воры и Он, его вечный противник, соперничество с которым вот уже третью сотню лет разгорается с новой силой — коварный Зайн, не допускавший просчётов, уже готов нанести роковой удар. Иор просыпается в поту, задыхаясь, каждый раз ощущая, что смерть совсем близко, что его вот-вот сцапают эти вездесущие руки и пустые, наполненные изумрудным пламенем глаза, что смотрят прямо в душу, заглядывают в самые потаённые её уголки и выуживают, словно рыбу из крохотной речушки, всё самое болезненное и ранящее сердце и сознание.

Вот уже почти с час самодержец сидит на краешке своего ложе и таращится в точку на нефритовом полу. В голове мелькают образы его сына, силуэты Зайна, толп незнакомых людей, что так же являются во снах и эта иллюзорная сила, о которой он грезит во сне, будто всё ещё у него в руках, и он видит всё, знает всё, что было доступно ему мгновения назад.

В комнате стояла непроходимая тишина. Нефритовый цвет, который он так любил, сейчас из ночного, затухающего, засиял ярким и тёплым светом, знаменуя приход дня. Окон и дверей в здании не было, впрочем, как и во всём парящем замке, выстроенном из загадочного кристалла. Однако эта усыпальница, в которую удалялся монарх почти каждую ночь, являлась ничем иным, как обособленной хижиной, вне самой воздушной цитадели, хоть и являлась маленькой его неприступной крепостью, куда не добрался бы ни единый живой организм и его дурные намерения. Комнатка одновременно и была и не была частью небесной нефритовой цитадели.

Самодержец неспешно приподнялся, почесал голову и подтянулся. Иор любил томно просыпаться посреди дня и приступать к делам, ведущимся до следующего утра, со свойственной аристократам ленностью. Медальон, который он никогда не снимал, болтался на смуглой шее монарха при каждом движении упитанного мужчины.

Монарх завершил утренние процедуры, оделся без помощи слуг и вновь присел на кровать. Едва он стал вновь впадать в былые думы, как тотчас уже пробудившееся сознание обрывало все связи с постелью, напоминая о том, что ему совершенно не нужна томная нега сладостного сна. Он резко встал, так как голод уже давал о себе знать, — аппетит у самодержца всегда был зверский — и поправил своё одеяние небесно-голубого цвета с иссиня-чёрными полосами, начинающимися от его широких плеч и заканчивающимися на поясе, поддерживающем плотный живот. Через ромбическое отверстие в нефритовой стене Иор бодрым шагом последовал в образовавшуюся тотчас из стены дверь с пятью углами, что вела напрямую к обеденной комнате.

Сидящие за столом священник и Саеф услышали протяжный треск стекла — так раскрывались пятиугольные порталы в стенах парящей цитадели. Священник заметил, как Саеф невольно вздрогнул, карие глаза расширились и сам юноша застыл в трепетном ожидании. Но спустя всего миг, он вновь принял высокомерный вид и, как ни в чём не бывало, продолжил трапезничать.