Талтос - Энн Райс

Она уносила пару все дальше, головы нежно склонялись друг кдругу, широкие, грациозные движения были плавными и полностью совпадали сритмом инструментов. Теперь Эш улыбался так же блаженно и удовлетворенно, какТесса. И по мере того как шаги ускорялись, трубы деликатно выводили трели, всеубыстряя ритм, но в совершенстве его контролируя, и все голоса могущественносливались в наиболее праздничные звучания композиции, они двигались всебыстрее, а Тесса вращалась почти шаловливо, описывая все более смелые и дерзкиекруги. Каблучки слегка пощелкивали по дереву, ее улыбка становилась ещеослепительнее.

Теперь другой звук смешался с мелодией танца, ибо канон,исполняемый таким образом, был действительно танцем – и Майкл не сразу понял,что это была песня Эша В ней не было слов, только чарующее гудение, к которомуТесса добавила свое собственное. И безукоризненно музыкальные голоса вознеслисьнад пением блестящих духовых инструментов, без особых усилий, непринужденнопревзошли крещендо и теперь приняли более быстрый темп. Держа спины прямо, онисмеялись в полном блаженстве.

Глаза Роуан наполнились слезами, пока она смотрела на них:на высокого, с царственной осанкой мужчину и тоненькую сказочную королеву;такими же были глаза старика, вцепившегося в подлокотники стула, словно силыего были на исходе.

Юрий казался полностью опустошенным, словно окончательно утратилконтроль над собой. Он неподвижно застыл, прислонившись к стене, и простонаблюдал за происходящим.

Взгляд Эша оставался шаловливым и обожающим, он качалголовой, непринужденно поворачивался и двигался все быстрее и быстрее.

Они танцевали и танцевали, вращаясь у освещенной границы,уходя в тень и возникая из нее снова, распевая серенады друг другу. Лицо Тессывыражало такой экстаз, словно она была маленькой девочкой, величайшая надеждакоторой наконец исполнилась. Майклу показалось, что они – Роуан, Юрий и он сам– должны удалиться и предоставить им возможность наслаждаться столь необычным,мгновенно возникшим союзом. Быть может, это было единственное объятие, котороеим суждено познать вместе. Казалось, они забыли о времени и о том, что ожидаетих впереди.

Но он не мог уйти. Никто не сдвинулся с места. Танец всепродолжался и продолжался, пока не стал замедляться ритм, пока инструменты нестали звучать все мягче – предупреждение им, что нужно будет скороразойтись, – и накладывающиеся друг на друга мелодии канона слились в одинполнозвучный голос, который слабел, переходя в конечный скорбный звук… А потомнаступила полная тишина.

Пара остановилась в самом центре пола, свет лился на лица ина сверкающие волосы.

Майкл стоял у каменной стены, не в силах шевельнуться, нерешаясь оторвать от них взгляд.

Подобная музыка может причинить боль. Она может принестиразочарование и вызвать полное опустошение. Она говорит: «Жизнь может бытьтакой. Запомни это».

Эш поднял руки волшебной королевы и внимательно посмотрел наних. Затем поцеловал повернутые кверху ладони и отпустил. А она стояла, глядяна него будто влюбленная, – возможно, и не в него, а в музыку, и в танец,и в свет, и во все сущее.

Эш отвел Тессу к ткацкому станку, осторожно усадил натабурет, а затем повернул ее голову, словно предлагая вернуться к прежнейработе.

И она вновь стала внимательно рассматривать ткань. Казалось,она уже забыла о его присутствии. Ее пальцы коснулись нитей и немедленно началиработать. Эш отошел в сторону, стараясь не производить шума, затем повернулся ипосмотрел на Стюарта Гордона.

Ни мольбы, ни протеста не высказал старик, прислонившийся кподлокотнику своего кресла. Взгляд его медленно перемещался с Эша на Тессу, азатем снова возвращался к Эшу.

Возможно, наступило ужасное мгновение. Майкл не представлял,что будет. Но разумеется, какая-то история, какое-то длительное объяснение,какое-то отчаянное повествование должно предшествовать этому. Гордонунеобходимо попытаться. Кто-то должен попытаться. Что-то должно было случиться ипредотвратить неминуемую казнь.

– Я хочу узнать имена остальных, – сказал Эш всвоей обычной спокойной манере. – Я хочу знать, кто входит в ряды вашихпособников как внутри ордена, так и вне его.

Стюарт помедлил, прежде чем ответить. Он не двинулся с места,не отвел глаз от Эша.

– Нет, – сказал он наконец. – Эти имена яникогда не сообщу вам.

Его слова прозвучали с такой твердостью, столь решительно,что ничего подобного Майкл не ожидал услышать. И человек, испытывающий боль,был недоступен любой форме убеждения.

Эш направился к Гордону.

– Подождите! – воскликнул Майкл. –Пожалуйста, Эш, подождите!

Эш остановился и выжидающе посмотрел на него.

– В чем дело, Майкл? – спросил он, словно непонимая.

– Эш, позвольте ему сообщить все, что емуизвестно. – В голосе Майкла звучали просительные нотки. – Пусть онрасскажет нам свою историю!

Все изменилось. Стало легко и свободно. Она лежала в рукахМорриган, а Морриган – у нее в руках, и был вечер, когда она открыла глаза.

Что за великий сон ей приснился! Как будто Гиффорд, иАлисия, и Старуха Эвелин рядом с ней и не было ни смертей, ни страданий, а онибыли вместе и затем даже танцевали, да, танцевали в общем кругу.

Она так хорошо себя чувствовала! Пусть все увянет – чувствавсе равно останутся с ней. Небо было любимого цвета Майкла – фиолетового.

И здесь же стояла над ней Мэри-Джейн. Выглядела оначертовски хорошенькой с этими желтыми восковыми волосами.

– Ты Алиса в Стране чудес, – сказала Мона, –вот кто ты такая. Я буду звать тебя Алисой.

«Все будет великолепно. Я обещаю тебе».

– Я приготовила ужин, – сообщилаМэри-Джейн. – Я предложила Эухении взять выходной на вечер – надеюсь, тыне станешь возражать. Когда вижу эту буфетную, то просто схожу с ума.

– Конечно. Я не возражаю, – сказала Мона. –Помоги мне подняться.

Она вскочила, освежилась, чувствуя себя легкой и свободной,как ребенок, кувыркающийся внутри, – малышка с длинными рыжими волосами,плавающими в жидкости, крошечная резиновая куколка с крошечными шишечкамиколенок…

– Я отварила ямс, рис и запекла устрицы в сыре ибройлерных цыплят в масле с эстрагоном.

– И когда же ты научилась так готовить? – спросилаМона и обхватила руками Мэри-Джейн. – Ведь нет никого похожего на нас? Яимею в виду, ты признаешь во мне свою кровь, правда?