Невероятные происшествия в женской камере № 3 - Кира Ярмыш

Откинувшись на подушку, Аня созерцала камеру, ожидая, когда ее поезд подъедет к конечной станции.

Когда она выйдет, у нее будет больше времени, чтобы разобраться во всей этой истории с мойрами. Можно будет почитать нормальные книги или даже попытаться найти одну из сокамерниц. Она знает их имена и фамилии, значит, сможет найти их в соцсетях, а потом даже встретиться и постараться что-нибудь выведать. Если задавать правильные вопросы, то можно многое узнать. Если бы только она задала правильные вопросы Алисе!

А еще можно будет попробовать поставить эксперимент. Сплести веревку и дать ее кому-нибудь порвать – это, наверное, слишком кровожадно, мало ли, одного кипятком ошпарило, второго может и сильнее покалечить. Но можно попробовать, наоборот, не окончить жизнь, а начать. Аня представила, как охотится за волосами подружек, чтобы завязать на них узелок, и захихикала. Это и правда больше похоже на шизофрению. Интересно, будь она в самом деле мойрой, как бы она выбирала жертв? Ты просто просыпаешься однажды утром и чувствуешь: этот человек должен умереть? Или – скоро новый человек должен родиться? Как ты получаешь имя этого человека, как знакомишься с ним? А если это хороший человек, что ты чувствуешь, обрывая его судьбу? А если этот человек живет на другом конце света? Выходит, ты летишь к нему, втираешься в доверие, а потом приканчиваешь?

Откуда вообще берется уверенность, что для человека пришло время? Это казалось Ане самым невообразимым. Как справляться с сомнениями? А вдруг ты убьешь кого-нибудь по ошибке? Сложно, конечно, убить по ошибке, всего лишь порвав нитку, но что, если? Аня закрыла глаза и попыталась представить, каково это – иметь силу, способную отнять чью-то жизнь. Представить это оказалось гораздо легче, чем смерть как таковую. Лежа с закрытыми глазами, Аня воображала, как она бы порвала веревку.

Для начала она попыталась вспомнить человека, которого ей было бы не жалко убить, но такого не нашлось. С закрытыми глазами Аня нахмурилась и представила абстрактного человека, чей час пробил. Это оказалось легче – если бы ее в самом деле осенило божественным знанием, что такова судьба, она могла бы, наверное, привести ее в исполнение. Лежа на кровати, Аня в деталях обдумывала, как взяла бы ножницы и перерезала нитку. Ей казалось, что она даже слышит звук, с которым смыкаются лезвия, и видела, как отрезанная нитка медленно падает к ее ногам. И после этого кто-то погибает? Нет, это она представить уже не могла. Кто она такая, чтобы распоряжаться чужой жизнью? Ощутив прилив раздражения к себе, Аня распахнула глаза. Это всего лишь фантазия, сказала она себе, тебе что, и помечтать уже сложно? Ей было сложно.

Она машинально обвила цепочку вокруг указательного пальца. Родившаяся следом мысль заставила ее на секунду похолодеть. Она могла бы проверить все прямо сейчас, до выхода. У нее ведь уже есть вещь, принадлежащая человеку.

Аня изумленно посмотрела на цепочку на пальце. Вот же она, чужая судьба, у нее в руках. Завязать узелок? Но даже если дежурная забеременеет, во что Ане верилось с трудом, она-то ее после сегодняшнего дня больше не увидит, а значит, и не узнает. Для проверки этот способ не годился.

Что же тогда, порвать ее? Цепочка была совсем тонкая, труда это не составит. Аня сняла ее с пальца и поднесла к глазам. Она слабо мерцала в полутьме. Порвать – и дежурная умрет. Аня даже содрогнулась. Она торопливо сжала цепочку в руке и спрятала руку под себя. Нет, ни на чью смерть она не была готова. Со смесью облегчения и досады Аня подумала, что мойры из нее не выйдет. Даже воображать себя наделенной этой силой было неприятно: радости от нее она бы не почувствовала, от сомнений бы не избавилась. Наверное, если на свете и существовал единственно верный тест на мойр, то это был он: Аня просто не могла обладать никаким божественным даром, потому что никогда не заставила бы себя им воспользоваться.

Дверь лязгнула, и Аня сразу же вскочила, стукнувшись головой о верхний ярус кровати. Из глаз посыпались искры. Потирая ушибленную макушку, она пропустила, что ей сказала блондинка-полицейская.

– Три часа, – повторила та. – Выходите.

Морщась от боли и продолжая потирать шишку, Аня подхватила пакет с вещами и посеменила к выходу. Блондинка наблюдала за ней с улыбкой. Аня вышла в коридор, и полицейская замкнула дверь. “Эта дверь закрывается за мной в последний раз”, – подумала Аня.

Они вышли в дежурную часть.

– Садитесь, – сказала блондинка, кивнув на стул, – надо документы заполнить.

Она вынесла из кабинета какие-то тетради и положила их перед Аней. Дежурной в кабинете не было.

– А где она? – спросила Аня, кивнув на кабинет.

– У начальника. Сейчас придет, ей надо будет вам справку об освобождении выдать. Придется немного подождать. Но вы заполняйте пока, я вам телефон принесу.

Аня, не садясь, покорно расписалась несколько раз напротив своей фамилии. Блондинка вынесла ей телефон, потом открыла камеру хранения и помогла вытащить сумку. Дежурная не возвращалась. Аня почти приплясывала от нетерпения. “Где ее носит?” – думала она, но так радовалась, что даже не могла разозлиться по-настоящему.

Прошло несколько минут. Найдя в сумке свои шнурки, Аня принялась вдевать их в кроссовки. Эта возня ненадолго отвлекла ее. Наконец в коридоре раздались шаги, и Аня вскочила.

Скрипнула решетка, из недр спецприемника к ним вышла дежурная. Сделав два шага по инерции, она остановилась как вкопанная, разглядывая Аню своими птичьими пустыми глазами. Аня разглядывала ее в ответ, ощущая почти брезгливость.

– Что она здесь делает? – спросила дежурная.

Аня еще не поняла, что произошло, но почувствовала, как сердце упало, а желудок, наоборот, подпрыгнул.

– Освобождается, – ответила блондинка.

Дежурная отставила ногу и сложила руки на круглом животе.

– Нет, – сказала она, раздельно произнося каждое слово. – Она освобождается не сегодня.

– Как? – прошептала Аня одними губами, а может быть, только подумала и не прошептала вовсе.

– Как? – спросила блондинка и нахмурилась.

Дежурная улыбнулась. Аня видела только один ее маленький рот, который неожиданно пополз в разные стороны.

– Я только что разговаривала с начальством, – с удовлетворением произнесла дежурная. – Суд не засчитал ей день в ОВД. Она остается.

Ане показалось, что внутри у нее все разом оборвалось, и одновременно с этим ярость, чистая, ослепительная, затопила ее с головой. Ей захотелось броситься на дежурную, схватить ее за горло, пинать ногами, бить кулаком. Она даже покачнулась вперед, но не сделала ни шагу. Внутри у нее все бушевало, но тело не слушалось, словно онемев. Дежурная продолжала улыбаться, и Аня не могла оторвать взгляд от ее рта. Вся ненависть, которую она только могла почувствовать, концентрировалась для нее в этих растянутых губах. Она попыталась еще раз сделать шаг, но ощутила вдруг такую слабость, что вместо этого опустилась на стул.

Вокруг нее все разом пришло в движение – стол шаркнул по полу, когда блондинка оперлась на него, резко встав, тетради, в которых ее только что заставили расписаться, порхнули в руки сначала одной полицейской, потом другой, зашуршали какие-то бумажки, раздалось аханье, ее телефон скользнул обратно в полосатый мешочек, сумка с вещами приподнялась над полом и поплыла куда-то из поля зрения. Саму Аню тоже подняли – она хотела вырваться, закричать, но сил не было – и повлекли по коридору. Одна дверь, вторая. Третья остановилась прямо перед ней, чавкнула ключом, открылась.