Черное Солнце - Ребекка Роанхорс

он не был им с двенадцати лет. «Сосуд», – напомнил он себе. Не личность, не человек. Оружие. Он заставил себя сделать глубокий вдох, позволяя запаху собственной крови наполнить нос и рот. И сомнение оставило его, сменившись решимостью и целеустремленностью.

– Я – Одо Седох, – прошептал он.

Серапио почувствовал, как он раскалывается на миллион кусочков, ощутил, как тьма наполняет его, разрывает на части и собирает обратно – в его истинную форму. Он закричал от переполнившей его эйфории – и мир содрогнулся от его приближения.

Толпа внизу перестала петь, и он скорее почувствовал, чем увидел их замешательство. Замешательство, которое сменилось ужасом, когда Одо Седох двинулся к ним и начал резню.

Взмах посохом – и кость раздробила кость. Движение справа, и он пригнулся и повернулся, перехватив посох одной рукой и сбивая людей с ног широкими взмахами. В какой-то миг посох уткнулся в мягкую ткань. Чуть оттянуть назад, ударить вперед – и эта мягкость сменилась скользкой влагой. Закричала женщина.

На пути встали новые противники, но он учитожил и их. Тень, окутавшая его, росла, и, прикасаясь к павшим, пожирала их, оставляя после себя лишь пепел и кости.

Теперь он чувствовал запах страха, слышал учащенное, паническое дыхание, знал, как дрожат их руки, держащие не способное спасти их оружие. Он усмехнулся, упиваясь их ужасом, и темное удовлетворение наполнило его сердце.

Солдаты кланов разбежались, и он позволил им скрыться с места боя – его целью были жрецы.

А затем бой приняли Ножи. И когда они оказались достаточно близко, он отбросил посох и обнажил свои клинки.

Тцийо напали, как стая бешеных собак, готовых разорвать его плоть на куски. Но он знал, на что способны они и их ядовитые клинки, и предвидел каждую их атаку. Он был слишком быстр, слишком непредсказуем. Он превратился в вихрь. Недосягаемый. Непознаваемый. Неизбежно ведущий к гибели.

Он прикончил их всех.

А затем перерезал горло жрецу в белом, и она рухнула, ударившись головой о камни.

Жрец в черной маске попытался бежать, и он полоснул его по коленям, а затем прыгнул ему на спину, раз за разом вонзая клинок ему в череп, пока жрец не замер.

Жрец Ножей сражался до последнего и на мгновение даже смог отбросить его назад, но он рванул тень к себе и бросил ее. Нож ослеп. И он ударил жреца ногой в грудь, отшвырнув его на спину, а затем на коленях скользнул к Ножу, не давая тому оправиться, и одним взмахом вскрыл ему брюхо от бедра к бедру.

Остался лишь Жрец Солнца.

На миг он представил, что видит перед собой жрец. Бог-Ворон явился, чтобы отомстить за своих детей, его зубы красны, а щеки и волосы запятнаны кровью. Его тело изрезано воспоминаниями, а глаза бесконечны, как озера теней.

Жрец сорвал маску с лица, карие глаза расширились от ужаса. Он что-то говорил, но слова сейчас не имели значения. Он закричал, но на Скале не было никого, кто мог бы его услышать.

– Мой старый враг, – прошептал Одо Седох голосом тысячи крыльев. – Я долго ждал часа мести. Прости, если я смакую этот миг. – Он глубоко вздохнул, чувствуя разливающийся запах смерти. Недавно зародившееся темное удовлетворение теперь расцвело во всей полноте. Он не смог сдержать широкой улыбки.

Сотканное из тени щупальце силы, подобно острому лезвию, пронзило грудь жреца, выискивая внутри сущность Бога Солнца. Но внутри ничего не было.

Его ноздри раздулись. Черные вены на шее напряглись, и тьма потекла из глаз, подобно смоле.

– Ты не Жрец Солнца. – Его голос был громом, темным от ярости. Криком, от сорвавшегося убийства. – Ты – подделка!

– Пожалуйста!

Он склонил голову набок. Она была где-то здесь. Не слишком далеко, если мерить полетом ворона, да и спряталась не так уж хорошо – найти ее было бы легко. Но времени было мало, а тело, в котором он находился, потерпело неудачу. Нужно было подумать.

Что-то остро ударило в бок. Он чуть повернул голову: фальшивый жрец смог отломить луч от своей золотой маски и этим ножом ударил его в живот.

Он извлек это орудие, осмотрел его и отбросил в сторону.

Фальшивый жрец упал на колени, и – за нанесенное оскорбление и за ложь – Одо Седох отрубил ему голову обсидиановыми ножами.

Глава 40

Город Това 325 Год Солнца (день Конвергенции)

Умный тик способен пережить шторм, но мудрый тик и вовсе избежит штормов.

Пословицы тиков

Ксиала стояла на балконе «Собаки» вместе с другими посетителями и смотрела, как затмение прячет заходящее солнце. Прислуга сновала по комнате, гася все огни – как смоляные лампы, так и факел. На улице происходило то же самое, и с наблюдательного пункта на балконе было видно, что это распространялось и на следующую улицу, и на следующую, пока весь район не погрузился в темноту. А затем соседний район, едва видный через каньон, и даже Солнечная Скала.

Ксиала поежилась в темноте. Окружающий пейзаж напоминал ночное море, скрытое под черной тучей, – разница была разве что в тончайших красных полумесяцах, которые светились по обе стороны черной дыры, бывшей когда-то солнцем. Люди вокруг нее начали кричать, призывая солнце вернуться.

Она похлопала ближайшую женщину по плечу.

– Что случилось? – спросила она. – Почему погасили все огни?

– Это часть церемонии, – объяснила женщина. – Когда заканчивается год, должны быть потушены все огни. Но не бойся. Уже сейчас Жрец Солнца зажигает новый костер на Солнечной Скале. Гонцы доставят огонь во все четыре района города, и этим огнем будут зажжены все новые костры. Наступит новый год!

Ксиала благодарно кивнула и отошла. Ее руки дрожали, когда она сделала глоток из припасенной бутылки. Она пила с тех пор, как проснулась и пришла сюда, полная решимости найти Айше и забыть прошедшую ночь. Но спросить о подруге у нее не хватило духу, и единственное, что осталось в голове, – лишь воспоминания о руках Серапио на ее теле, о его губах, собирающих мед с ее пальцев, о прикосновении его губ к ее голове.

Она попыталась вспомнить, почему отпустила его. Почему она не боролась за него? Она ведь тик, а тики упрямы! Тики не сдаются! И у нее была Песнь, столь могучая, что она могла подавить человеческую волю. Почему она не проигнорировала его возражения и не заставила его остаться?

Толпа запела новую песню, и кто-то начал нетерпеливо топать ногами, призывая солнце вернуться. Она оглядела всех этих незнакомцев. Когда-то она любила толпу, любила кантины, но теперь все это казалось ей мрачным. Пустым.

– В преисподнюю это, – сказала она. Ксиала схватила за руку ближайшего гостя – человека в цветастой накидке – и сунула ему бутылку. – Вот. Угощаю.

Мужчина поначалу смутился, но видя, что Ксиала улыбается и настаивает, он взял бутылку и