Бессмертный - Трейси Слэттон

Даже мучительный голод, который сопутствовал мне все эти годы, казался мне лучшей участью, чем то, что выпало мне сейчас.

— Тогда, может быть, получится, — медленно произнес Марко. — Он не любит терять деньги, а клиенты не станут платить за больного мальчишку. Он захочет, чтобы у тебя опять появился аппетит и румянец. Когда тебя выпустят, я вернусь к Понте Каррайя, и мы вместе отправимся в Сиену или Лукку.

— Или в Рим, — добавил я. — Я слыхал о нем и всегда хотел там побывать!

— Далековато, но почему бы и нет? — улыбнулся Марко. — Это же Рим! Я убегу через три дня, потому что он обычно выпускает меня каждые три-четыре дня. Сегодня разыщу кого-нибудь, кто вывезет меня из города. А когда уеду из Флоренции, выжду две недели: ты успеешь поголодать и приобрести болезненный вид…

— Начну прямо сегодня!

— Отлично, ты скоро отощаешь! — кивнул он. — Через две недели я вернусь в город и передам тебе весточку. И буду ждать тебя у Понте Каррайя.

— С едой, — тревожно прибавил я. — Поголодав недельку-другую, я не просто отощаю, а высохну!

Это я знал наверняка по своей бродячей жизни. Если не есть пять-шесть дней, обмякают руки-ноги, в голове мутится, слабеет воля. Я по себе узнал, что голод — это не шутка.

— Ладно, я достану еды, вина и одежду для тебя, — решительно сказал Марко. — Раз уж ты помог мне придумать план!

— Нам помог наш разум! — бодро воскликнул я. — Итак, ты переоденешься в другую одежду. Потом спрячешься в телеге, направляющейся за город. Я начну голодать. Он выпустит меня, а когда ты пришлешь мне весточку о том, что вернулся в город, я с тобой встречусь!

— Сильвано умнее, чем кто бы то ни был, — прошептала Симонетта. — У него смертельный индженьо!

— Что верно, то верно, — согласился Марко. — План рискованный. Отсюда еще никто не уходил. Он всегда всех находит. Всегда.

— Но мы попытаемся, — надавил я. — Мы должны попытаться!

— Да уж, попытаться стоит, — согласился Марко.

Он беспечно помахал мне на прощание и убежал, оставив меня в раздумьях о побеге. Вряд ли кто-то из нас допускал мысль о провале плана и о том, что он приведет к самым катастрофическим последствиям, которые только можно себе представить.

Шли дни, я пил только воду и ничего не ел. Это оказалось легко: в конце концов, я же привык голодать. После многолетней практики это было нетрудно. Правда, запах жареного мяса и тушеных овощей, нарезанных фруктов и ароматного сыра, теплого хлеба с маслом, которые приносила Симонетта, сводил меня с ума. Но потерпеть стоило. Свобода стоит любых жертв. Я слабел и тощал, ожидая, когда Сильвано заметит это и разрешит мне прогулки. А еще я ждал вестей от Марко.

Но не приходило ни то ни другое, и спустя две недели я начал отчаиваться. Хоть я и был необычайно вынослив, но голод все-таки брал свое, и я ослабел. Прошло больше шестнадцати дней с тех пор, как я брал в рот что-то кроме воды или глотка вина. Еще немного, и у меня не останется сил, чтобы сбежать, если Марко наконец объявится. Я искал способы попасться Сильвано на глаза и не получить колотушек. Главное — чтобы Сильвано увидел, что я захворал и мне надо на свежий воздух. Приходилось верить, что Марко будет ждать меня у Понте Каррайя: я слишком ослаб, чтобы далеко уйти самому. Еще повезло, что мне хватило силенок продержаться так долго! Я верил, что моя решимость поможет мне добраться до условленного места, но Марко придется поухаживать за мной пару дней, прежде чем мы покинем Флоренцию.

Однажды ночью, после ухода клиента, все еще наслаждаясь чудесным вознесением святого Иоанна на небеса, я решил принять меры. Этот клиент занял у меня больше времени, чем все остальные, так что у меня было и больше времени, чтобы в полной мере насладиться фресками. Голодание усиливало ясность ощущений: краски еще никогда не были столь яркими, а кожа у персонажей Джотто — такой теплой и живой. Яркие впечатления придали силу моим ослабевшим членам, и я смог доковылять вслед за клиентом до двери. На трясущихся ногах я прошел через сумрачные залы замка, намереваясь натолкнуться на Сильвано, чтобы наконец-то обратить на себя его внимание и как-нибудь добиться от него разрешения на прогулку. Я прислонился к стене отдышаться.

— Лука, я как раз шла за тобой, — послышался голос Симонетты.

Она осторожно потрясла меня за плечо. Я и не заметил, как глаза сами собой закрылись и я заснул, не сходя с места.

— Почему ты не в своей комнате? Почему не вымылся? Берегись, как бы Сильвано тебя не заметил!

Она заставила меня оторваться от стены и вытерла, потом поманила за собой.

— Пошли, — сказала она и взяла свечу из подсвечника на стене.

Она повела меня через длинный коридор. Мы проходили мимо других дверей, она стучала и звала их обитателей с собой. Все это было так необычно, что я, даже несмотря на сонливость, таращился на них с нескрываемым любопытством. В большинстве это были такие же дети, как я, мальчики и девочки разного возраста, телосложения и роста. Были там белокурые, рыжие головки, темноволосые цыгане и даже несколько африканцев с лоснящейся кожей цвета эбенового дерева, под которой перекатывались округлые мускулы. Был один стройный бесцветный мальчик с красными глазами и кожей точно выбеленное полотно. Был карлик, едва достававший мне до пояса. Все мы вели себя очень тихо и так робко, что даже не смели поднять глаз. Кто-то из детей оглядывался на меня, и я пытался вообразить, как они попали сюда: отловили их на улице, как меня, или продали родственники, как это случилось с отсутствующим среди нас Марко. Нас уже собралась целая процессия, и мы свернули в другой коридор, а Симонетта все стучала в двери. К нам присоединились женщины, большей частью молодые и красивые, за исключением двух непомерно тучных теток. Даже двое взрослых мужчин не смогли бы обхватить их за талию обеими руками. Я пытался представить, сколько надо съесть, чтобы так распухнуть, но у меня помутилось в глазах при мысли о завтраке из сластей, масла и сливок, а еще обеде из горшочка супа и целой ляжки зажаренного на вертеле быка. Симонетта вновь свернула за угол, и мы оказались у тяжелой двери. Она сняла засов и повела нас по лестнице вниз.

Факелы на стенах освещали наш путь по разбитым каменным ступенькам. Шедшая за мной маленькая белокурая девочка с ленточками в волосах заплакала, и я замедлил шаг, пока мы не оказались рядом. Она судорожно вцепилась в мою руку и крепко сжала. Впервые в жизни кто-то обращался ко мне за утешением, и меня это страшно растрогало. Несмотря на головокружение от голода, я в ответ тоже ласково сжал ее руку и серьезно улыбнулся ей. Она испуганно поглядела на меня голубыми глазами, огромными, как плошки, потом отрывисто вздохнула и еще крепче схватилась за мою руку, как утопающая за соломинку. От этого мне еще сильнее захотелось защитить ее.

Мы вошли в большой и холодный подвал, озаренный факелами. Их пламя бросало зловещие тени на серые каменные стены, а посреди подвала стоял Сильвано — и несколько крепких мужиков, которых я раньше никогда не видел. У всех были одинаково жестокие лица кондотьеров — наемных солдат, которые защищали Флоренцию от давних городов-соперников — Пизы и Турина. Я находился впереди всех рядом с Симонеттой, уже многие дети, стоящие у меня за спиной, плакали. Лицо Сильвано с острым лезвием носа, красное в свете факелов, выражало полное спокойствие. Вдруг он повернулся и встал к нам в профиль; из-за обманчивой игры света и тени показалось, что у него есть еще одно лицо сбоку, где должны быть щека и ухо. Он жестом приказал мужчинам расступиться, и вперед вышли два высоких громилы, ведя под руки Марко. Бледный, оцепенелый Марко: его фарфоровое личико было измазано грязью и покрыто ссадинами, нижняя губа рассечена, одежда в лохмотьях, как после драки.