Ужин в центре земли - Натан Энгландер

Швартуя судно, незадачливый яхтсмен спутывает канаты и вяжет их неряшливо.

Фарид, страдая не на шутку, невольно подходит ближе.

– Помочь вам? – спрашивает он по-немецки.

Не услышав ответа, пробует наудачу английский, и тут лицо подплывшего светлеет.

– Я знаю, что делаю все хреново, – говорит он.

Фарид не пытается его разубедить. Молча кивает, развязывает носовой швартов и медленно, наставительно показывает все действия.

– Вначале подвести под этот… рог.

– Под утку, – радостно поправляет его тот. – Это называется – крепительная утка.

– Значит, всегда вначале под крепительную утку.

Яхтсмен кивает, и Фарид вяжет канат восьмерками, а напоследок неспешно, наглядно делает петлю с нижним положением свободного конца.

– Завершайте всегда так. Потом сильно-сильно тянете за конец и аккуратно его сматываете. В Германии, и особенно если ходите под парусом – никаких хвостов, – говорит он, показывая, что владеет английским вполне. – Всегда и всюду – никакой небрежности, все аккуратно, туго и чистенько.

Фарид готов уже подшутить над американской непринужденностью и беспечностью, но яхтсмен идет ко второй утке перевязать канат, как ему было показано, и тут Фарид видит эмблему, вытканную на его куртке.

– Так вы канадец!

– Как вы поняли? – удивляется новый знакомый. – Тут все называют меня американцем, даже после того, как я им говорю, откуда я.

– «Блюноуз»[4], – объясняет Фарид. – У вас на куртке. Чуть ли не у каждого канадца, который приходит сюда поплавать, «Блюноуз» или на куртке, или на рубашке, или на шляпе.

– Мы гордый народ, – говорит яхтсмен, безуспешно пытаясь закрепить кормовой швартов как следует. Отказываясь от второй попытки, он протягивает канат Фариду. – Но не настолько гордый, чтобы не признавать чье-то превосходство, когда оно очевидно.

Хотя канадец вырос не в бедности и не в Газе, он и не из богатой семьи родом, в отличие почти от всех, чья нога ступает по этой пристани. Он был так, серединка на половинку, сын монреальского зубного врача, и друг давал ему покататься по озеру на своей четырнадцатифутовой лодке из стеклопластика. Полжизни назад пару раз участвовал в гонках в составе команды. И сейчас, оказавшись на некоторый срок по работе в Германии, без друзей, без языка, но располагая кое-каким свободным временем, он вдруг почувствовал, что его вновь потянуло к лодкам.

Он говорит, что снимает дом на этом озере, и это означает, что у него – или у его компании – денег куры не клюют. Он говорит, что увидел яхт-клуб в телескоп и решил, не будучи очень уж плотно занятым и вспоминая сладкие часы на воде, тряхнуть стариной.

Всем этим он делится, глядя, как Фарид перевязывает кормовой швартов и сматывает конец. Потом они вместе поднимаются по дорожке между особняками, ведущей на Ам Зандвердер.

– И какой тут дом ваш?

Собеседник показывает назад, через озеро, которого они уже не видят.

– Если идти по этой улице до саудовского посольства, – говорит он, – то мой будет более или менее напротив.

Он щелкает электронным ключом, и где-то в стороне машина отвечает гудочком.

Фарид прощается и поворачивается, чтобы идти к железнодорожной станции. И, не пройдя нескольких шагов, вспоминает о Такуми – о том, как японец был добр к нему, когда он еще не освоился здесь.

И он знает, как ему надлежит поступить. На уме у него история, которую рассказывали в школе, про то, как Абу Тальха и его жена Умм Суляйм кормили гостя в темноте, чтобы он не видел, что себе они ничего не оставили.

Канадец уже уходит, и Фарид неловко окликает его скороговоркой:

– Не знаю, есть ли у вас настроение поехать в город, когда вы так близко от собственной постели. Но я собирался зайти куда-нибудь перекусить, может быть, захотите присоединиться?

Фарид и глазом не успевает моргнуть, как тот оказывается рядом.

– Если вы думали проявить вежливость и преспокойно улизнуть, то вы плохо рассчитали. – Он хлопает Фарида по спине, как будто они уже приятели. – Я тут питаюсь вокзальной шаурмой и фруктами, которые можно не чистить. Нормальный ужин будет верхом блаженства.

– У вас что, дома нет кухни?

– Там кухня величиной с футбольное поле. Но в ней работает поваром злобный маленький тролль, которого оскорбляет мой вкус и который уверен, что каждое утро я, почистив зубы, сбриваю вкусовые рецепторы. Классическая немецкая еда: сплошные сливки, мясо и всяческие муссы. Если бы я ел такое каждый вечер, я бы уже лопнул или получил инфаркт. Я тоскую по Торонто, по своему району. Тоскую по приятному тихому заведению на углу, где можно съесть зеленый салат и что-нибудь выпить.

– А сейчас чего бы вы хотели?

– Честно?

– Разумеется.

– Чего-нибудь национального – но не немецкого. Мексиканского. Итальянского. Тайского.

– Как насчет китайского?

– Полжизни отдам за китайскую еду!

– «Добрые друзья». – По лицу собеседника Фарид понимает, что прозвучало как декларация, а не как название ресторана. – Это в Шарлоттенбурге, недалеко от «Парижского бара».

Канадец не проявляет признаков узнавания.

– Вы и правда тут новичок, – говорит Фарид.

– Да. И я в ваших руках. – С оттенком смущения в голосе собеседник добавляет: – Я неплохой бизнесмен, поверьте. Но политик из меня вышел бы никудышный. Мы уже слишком хорошо познакомились, чтобы я не знал, как вас зовут.

– Фарид.

Канадца зовут Джошуа.

– Можно Джош. – Когда Фарид предлагает поехать на поезде, канадец показывает ключи: – Вы обделаетесь, когда увидите, какое мне предоставили авто.

Они берут целого сибаса, запеченного в соли, холодную лапшу и острый тофу. Джошуа заказывает пельмени – шаомай и хар гоу – и обильно запивает еду ледяным пильзнером. Фариду кажется, что канадец уже слишком много выпил, чтобы вести потрясающую спортивную машину, в которой они приехали, хотя речь и поведение Джошуа мало изменились.

Они непринужденно рассказывают о своих семьях, о детстве и очень много говорят о плавании под парусом.

Такуми, сплавав с канадцем один раз, не предложил ему уроков.

– Я справился с грехом пополам, – говорит Джошуа. – Был плох, но не настолько, чтобы пришлось проходить обязательное обучение. Мне повезло. Ветер все время дул в нужную сторону.

– Когда идешь под парусом, нельзя рассчитывать на удачу, – говорит Фарид, доливая себе чаю. – Я удивлен, что он позволяет вам выходить на яхте.