Корпус-3 - Грег Бир

— Сколько ты уже этим занимаешься? — спрашиваю я.

— Не знаю. Я переправилась через четыре реки, но так далеко не заходила — да еще и с книгой.

Про книгу я ничего не понял. Я вообще мало что понимаю. Я никчемный невежда и понятия не имею, почему эта команда до сих пор тянет меня за собой.

Внезапно мне становится страшно. Я же буквально пятое колесо.

Возможно, я по-прежнему пища.

Камера, где мы оказались, огромна. «Потолка» я не вижу, равно как и противоположной стены. Из воздушных потоков мы вышли и теперь можем лишь «плавать», а это отнимает много времени и сил.

Я уже голоден настолько, что готов грызть собственные руки. Серьезно.

— Мы ждем, — говорит Собиратель, прижимая палец к носу. — Скоро шагаем. Потом приходит холод, и мы гонимся за теплом.

Девочка кивает.

Итак, по крайней мере двое из нас считают, что мы на Корабле. Возможно, Корабль болен, что бы это ни значило. Воспоминания о Сне отчасти подтверждают это предположение, но, к сожалению, они весьма обрывочны.

Что касается нашего местоположения, то мы, похоже, где-то на «периферии» Корабля и медленно движемся вперед, перепрыгивая из одного кольцевого трубопровода в другой. У каналов и труб разные функции. По одному из них — вращающемуся желобу — течет вода. Понятия не имею, откуда она берется и почему желоб вращается. Однако я помню вкус воды, и меня снова мучит жажда.

Нас пятеро. Трое разных, два одинаковых — хотя одна меньше и, вероятно, моложе. (Почему «вероятно»? Потому что она знает куда больше, чем я. Если не принимать во внимание размеры, то из нас двоих ребенок — я.)

По-моему, трое парней уже давно вместе и, возможно, знают даже больше, чем девочка. Приложив усилия, они в состоянии произнести пару слов на языке, на котором говорим мы с девочкой. А она, в свою очередь, способна просвистеть что-нибудь, как Собиратель и Толкарец.

Пространство, ведущее к центру Корабля — «верх», когда есть сила тяжести, — невообразимо огромное, словно бесконечное. Я вглядываюсь в него, и постепенно мне начинает казаться, что я вижу большие искривленные распорки, образующие переплетающиеся трехлучевые звезды. Впрочем, наверное, это просто обман зрения.

Время отдыха быстро заканчивается. Девочка, парившая в позе лотоса, вытягивает конечности, и мы снова движемся — уже к периферии, к «полу». Воздушные потоки становятся сильнее.

— Вес идет, — говорит девочка и что-то свистит Толкарцу.

— Мы чувствуем, — отвечает Собиратель.

— Будет большой ветер, — добавляет девочка. — Весь воздух, который здесь есть, закружится. Нужно залечь и переждать.

Все происходит именно так. Пока мы с небольшой высоты падаем к периферии — «вниз», — воздух холодеет, и в нем появляются потоки более свирепые, чем даже ветер над «рекой» в канале. Однако ветер еще недостаточно силен, чтобы поднять и перевернуть нас.

Главная опасность — холод. Моя кожа немеет. Впереди ползут Сатмонк и Собиратель. Слева Толкарец, а за ним девочка.

— Далеко еще? — кричу я.

Девочка качает головой — она либо не слышит, либо не знает.

Наконец, несмотря на жуткий холод, мы ложимся на гладкий пол. Наш вес увеличивается, и это помогает удержаться. Кроме того, пол теплее воздуха.

Мои глаза почти на одном уровне с вездесущими шариками, которые слегка все подсвечивают. Лампочки освещения. Камера вращается — а может, вращается и весь Корабль. В любом случае я не знаю, почему это происходит.

Меня тошнит — тошнит от всего. Если это и есть жизнь, то лучше я здесь замерзну. Но тело не согласно. Я проклинаю свой упрямый организм, и в моем словаре появляются новые слова — те, которые учитель не должен передавать ученикам.

Ветер стихает. Откуда-то сверху доносится свист — корабль издает собственные звуки, и теперь, когда холодный поток ослабел, они явственно слышны. Воздух стал еще холоднее. Вот уже несколько минут вокруг нас летают бежевые хлопья. Внезапно до меня доходит — это снег. Снег кружится.

Мы стоим. Мы идем. Один за другим, начиная с Толкарца, мы бежим вперед — я так думаю, надеюсь. Понятия не имею, куда именно мы направляемся, — полагаю, что этого не знает и девочка. Может, о нашей цели знают Толкарец или двое других, но они не разговаривают, а просто бегут.

Пол замерзает. Начинаются вариации на уже знакомую, отвратительную тему: мы бежим за теплом, пытаемся выжить, найти пищу. Мною руководят лишь инстинкты, и поиски правды находятся где-то в самом низу списка необходимых дел.

После нескольких минут — или секунд — впереди появляется огромная искривленная стена, по обе стороны которой идет коридор, огибая ее. В коридоре у переборок настоящие двери — продолговатые, высотой примерно с меня.

Одна из них открыта.

Девочка издает радостный вопль.

— Вперед! — кричит она.

Мы лезем через переборку и — как и вначале — попадаем в прямоугольный коридор. Противоположная стена гладкая, без дверей. Сатмонк указывает направо, и мы бежим дальше. Я спотыкаюсь, перед глазами все плывет, сердце колотится. Мои силы на исходе.

Немного погодя я замечаю на полу обрывки одежды и какие-то кусочки. Может, это еда? Я поднимаю буроватый раздавленный кубик.

Остальные бегут дальше.

Кубик твердый, словно камень, и ничем не пахнет. Я кусаю его.

Девочка мчится обратно.

— Не еда — по крайней мере не для тебя. — Она выбивает кубик из моей руки. — Но возможно, еду мы скоро найдем.

Я взбешен и разочарован — и внезапно понимаю, что плачу, хотя глаза сухие.

Девочка тянет меня за руку.

— Не останавливайся. Нужно добраться до тепла. Вперед.

Мы идем. Очевидно, девочка поняла, что я слишком устал. По дороге она подбирает тряпку и, встряхнув, протягивает мне.

— Не очень грязная. Сойдет.

Это шорты из тонкой ткани. На одной из штанин большое темное пятно засохшей крови.

— Нет, спасибо, — отвечаю я, но шорты не выбрасываю.

— Как хочешь. Почти всю нашу одежду мы сняли с мертвых.

Если это должно было меня подбодрить, то затея не удалась. Я снова хочу прилечь — и не ложусь лишь потому, что опасаюсь получить пинок от девочки. Мы догоняем остальных. Сатмонк и Толкарец, похоже, спят. Собиратель караулит, сидя на полу у стены. Девочка перешагивает через них.

Собиратель прикрывает нос.

— Была там? — спрашивает он и, чихнув, качает головой. Ему трудно говорить на нашем языке.

— Нет, так далеко я не заходила.

— Может, добавить в книгу? — говорит Собиратель.